Последний амулет Блаватской
Шрифт:
– Алена Розова. Для нашего города это была трагедия. Кстати, на эту землю наш местный олигарх претендует. Теперь он мэром стал. Ему надо комбинат расширить… А дети вроде ненужный интерес к месту привлекали. Одно время на него даже думали.
– Вот как!
Чай был допит. Вероника закрыла кабинет на ключ и пошла впереди Серафимы, цокая каблучками. Она была ниже ее сантиметров на пять. Войдя в зал для работы, она сказала Серафиме, чтобы та ждала ее здесь. Она скоро вернется…
В зале никого не было. Луч солнца падал на стол, у которого остановилась Серафима,
Вероника вернулась с озабоченным видом.
– В архивном деле, в котором хранятся материалы, связанные с Воронихино, не хватает одной рукописи. Ничего не понимаю. Куда делась. У нас правда бардак в подвале, где архив хранится… – Она растерянно посмотрела на Серафиму.
– Как это может быть?
– Сама не знаю. Слушайте… вы сейчас очень заняты?
– Нет. Свободна.
– Хотите, я вас проведу туда… в усадьбу, вернее, в то, что от нее осталось. Не против?
– Ничуть. Я вам даже благодарна. Я сама хотела сходить, а тут вы предложили.
– Тогда давайте сделаем так… Вы пока поработайте в зале, куда я вас проведу и выдам те материалы, которые у нас есть. Через два часа я освобожусь, и тогда мы поедем в Воронихино. Идет?
– Хорошо, – кивнула Серафима. – Такой вариант мне подходит.
Вероника провела ее в небольшой зал, выдала папку с документами и ушла. Два часа пролетели быстро. Ничего интересного в документах не было: несколько копий старых газет, подшивка газетных статей советского периода, рукописный очерк краеведа, копия письма с призывом восстановить усадьбу, подписанного местными активистами. И все… Не густо… О какой пропавшей рукописи говорила Вероника?
Серафима задумалась. В зал заглянула Усольцева.
– Я освободилась. Можете подождать меня на улице. Только покормлю Наполеона, сделаю пару звонков. И все.
– Кто это? Наполеон?
– Рыбка, – рассмеялась Вероника. – Прожорливая и забавная.
На улице, в пыли, по-прежнему лежал пес. Он спал, ни на что не реагируя. Серафима отошла под дерево и тут же резко обернулась, ей почему-то показалось, что кто-то смотрит ей в спину. Ощущение не из приятных. Но никого не было…
На машине Вероники они доехали до окраины города. Справа и слева тянулись серые пятиэтажки.
– Район называется «Гнилорыбье». В просторечии, конечно. На карте такое название не значится.
– Рыбный завод был?
– Не-а. Когда-то тут пруд находился, потом его засыпали. Перед тем как засыпали, рыба стала дохнуть, как будто бы знала что-то. Животные обычно все тонко чувствуют не в пример людям. Запах стоял, когда рыба подыхала… Отсюда название появилось и сразу на всю близлежащую местность распространилось. Теперь у нас в городе этот район только так и кличут.
Машину Вероника припарковала рядом с детской площадкой.
– Далее пешком. Тут правда недалеко. – Она критически осмотрела Серафиму. – Надо было кроссовки обуть.
– Взяла
– Никто не знает, что когда понадобится…
– Это точно!
Вероника достала из сумки бутылку воды.
– Хочешь? У меня стаканчики есть. Кстати, давай на «ты». К чему нам церемонии разводить? Не бабки же мы старые…
– Принято.
Вероника разлила воду по пластмассовым стаканам. После они вышли из машины и направились вперед – по дорожке между домами.
За строениями шла глиняная яма, недалеко тянулся полосой лес. Вероника объяснила, что нужно добраться до этого леса, потом повернуть вправо. Пройти лугом; а там уже будет Воронихино…
– Когда-то я любила прогуляться там… Романтическое место. Усадьба еще целой была. Сейчас, конечно, разрушается, к сожалению, быстрыми темпами… И никому до этого дела нет.
На лугу цвел клевер и колосились зеленые метелки. Кое-где порхали бабочки, слетаясь на цветы. Потом снова поднимались вверх и кружились над травами…
– Искупаться бы, – сказала Серафима… – жарко. В такую погоду без воды испечешься сразу.
– Можно завтра взять купальник, сходить искупаться. Или сегодня вечером… Как ты?
– Можно… особых дел нет.
Чем ближе они подходили к месту, где находилась усадьба, тем сильнее стучало сердце у Серафимы… Вероника тоже посерьезнела. На лбу Вероники выступили капельки пота. То ли от жары, то ли от волнения. Пройдя луг, они свернули направо, через несколько метров оказались перед полуразрушенной усадьбой.
– Вот, – почему-то шепотом сказала Вероника, – это она…
Серафима остановилась. Вспомнились слова бабки: «Гиблое это место. Лучше туда никогда не ездить».
– Но почему? – спросила она вслух.
– Что? – Вероника остановилась.
– Это я так, – спохватилась Серафима.
Усадьба разрушалась. Это было видно сразу. Со здания облетела штукатурка, правая сторона почти обрушилась. В середине были стены и земля. Пола уже не было.
Серафима закрыла глаза, пытаясь представить, как все здесь выглядело когда-то.
– А на том берегуКоза-дереза.Пустые глаза…Я тот клад стерегу.Не могу – убегу.А потом вновь придуИ с собой заберу…Если встанут – убью,Не вставай – я молю…вспомнилась присказка бабки. Серафима тряхнула головой, прогоняя наваждение.