Последний ангел
Шрифт:
«Значит, сегодня уже можно что-то ожидать. Что же это будет? размышлял он, заканчивая свой скромный ужин. — Покажут во сне третью серию космического фильма или пожалует гость из телевизора?»
Ему подумалось, что теперь, после полетов человека в космос, «космические» сны могут сниться не только ему, что в этом можно усмотреть некую причинность, но чем объяснить видения наяву? Олег Петрович убрал посуду, закурил. Он решил, что стоит попробовать посидеть перед телевизором, включенным на пустой канал. «Сон придет или нет, а пока подождем». Рассудив так, он устроился в кресле поудобнее и уставился
«Интересно, за кого меня сочли бы знакомые, если бы застали за таким бесцельным созерцанием? Скорее всего именно за „помешанного“», — усмехнулся он и стал представлять, кто и как это выразил бы соответственно своему характеру. Когда, очередь дошла до Афины Павловны, он подумал, что та, наверное, и сама не отказалась бы принять участие в его эксперименте и подосадовал, что это не пришло в голову раньше, — сидели бы сейчас рядом, разговаривали, было бы не так скучно.
«Хотя нет, — отбросил он эту мысль, — она являлась бы лишним фактором, который не следует пока вводить в опыт. Ведь когда что-то произошло с ней, меня никакая странность не коснулась».
Тут он поймал себя на том, что об Афине Павловне, к которой он раньше был абсолютно равнодушен, он стал думать частенько.
«Уж не начинаю ли я увлекаться сдуру? Вздор какой: она и я — два разных поколения! Правда, она, кажется, внимательнее ко мне, чем к другим, но это, скорее всего, знаки уважения к старшему. Что говорить, разве такой друг сердца ей нужен!»
И Олег Петрович снова, как в Уфе, подумал, что среди всех известных ему заводских ухажеров не найдется такого, который всерьез мог бы рассчитывать на благосклонность Афины Паллады.
«Вот Новиков, тот, действительно, был бы ей парой, — вспомнился ему давнишний институтский товарищ. — Надо же случиться такому совпадению, что Новиков убит тоже под Славянском, как и отец Афины Павловны, в одно и то же время и, вероятно, в одном с ним бою!..»
Ленечка Новиков так отчетливо представился Олегу Петровичу, как будто он видел его только вчера или на прошлой неделе. Он вспомнился с его доброй улыбкой, располагающей внешностью и веселым характером. Да, вот у кого была такая наружность, которая влекла к нему не только женщин, но покоряла и парней. Тут уж сказывался, конечно, характер Новикова, на него всегда можно было положиться.
«Как горько, что к нему никогда уж не заглянешь, не напишешь ему и телеграмму к празднику не пошлешь! Слюнтяем я становлюсь под старость, расчувствовался…» — укорил себя Олег Петрович, по без насмешки, тоже с тихой грустью. Он даже прикрыл глаза, чтобы представить давнего друга, а когда открыл, то увидел его на экране.
«Сейчас пройдет, это — обычное последствие…» — подумал было Олег Петрович, но тут же отбросил всякие попытки объяснения, потому что Новиков двигался! Да, Ленечка шел откуда-то из глубины экрана легкой, танцующей, «как на пружинках», походочкой, и, хотя был еще не близко, Олег Петрович удивительно отчетливо различал Ленечкины кудри и шнурки, стянувшие на груди лимонного цвета футболку, и даже пушистые, «девчоночьи» ресницы Ленечки.
Он шел, приближаясь и вырастая, а возле него начинали проступать очертания местности, бугрилась булыжная мостовая с обочинами и канавами по бокам, за которыми
Новиков шел, заняв уже весь экран, так что дома и прочее виднелись за пределами рамки, едва лишь проступавшей, а затем пропавшей совсем, он шел и улыбался.
А окружающий ландшафт плотнел все ощутимее, обстановка комнаты тускнела и расплывалась, растворялась в этом, ставшем реальным и выпуклым, мире, где под самым настоящим небом, заменившим потолок, шел Новиков, начавший двигаться так неудержимо и стремительно, что Олег Петрович не успел встать и посторониться, как тот чуть не наступил на него, и в этот миг восприятие Олега Петровича словно бы вывернулось наизнанку, он увидел все вокруг по-иному и, оставаясь еще самим собой, еще больше почувствовал себя Новиковым.
«Да, конечно же, он — Новиков, и это он идет по хорошо знакомому пригороду в давно известный заводской парк, откуда уже доносится вальс…»
Какая-то девушка в лиловом беретике и вязаной жакетке улыбнулась ему подведенными глазами, и он кивнул ей охотно, радостно:
— Не в ту сторону идешь, Людмилочка, танцплощадка — там!
— А я и не Людмила вовсе, а Вера, — откликнулась она. А в парк приду позднее, через часик. Может, дождешься?
И она прошла. А потом повстречался гражданин с портфелем, усталый и озабоченный настолько, что, кажется, не замечал ничего вокруг.
— Зажгите сигаретку, товарищ, она погасла, а вы сосете, — подсказал Олег Петрович, а Новиков улыбнулся, та к, что у прохожего лицо посветлело:
— Да, черт возьми, задумался. Спасибо.
Прошел и этот. А вечереющий воздух принес откуда-то запах жасмина. Прошелестели листья на деревьях у дороги, стрижи перекрещивали небо свистящими крыльями, вдалеке крикнул паровоз.
Ах, как глубоко и сладко дышалось, как легко ходили руки в такт шагам, как отчетливо чувствовалась каждая жилочка в молодом, упругом теле, так и рвущемся в движение, в полет! Сам не зная зачем, Новиков вдруг побежал, легко и быстро, хотя торопиться ему было не к чему и хотя у кассы, которую он уже видел, не было никого, окошечко было открыто, и он знал, что оно не закроется еще добрый час. Просто так уж захотелось пробежаться.
— А почему без дамы?
— Ах, тетя Клава, что вы, что вы! Я еще маленький, мне не до дам…
«А в самом деле, что же я без Шурочки пришел? Хотя… Ну да, сегодня у нее вечерняя смена…»
К-этому времени в Новикове ничто уже не говорило об Олеге Петровиче и только мимолетные всплески ставшего чужим сознания на миг озадачивали его. Так случилось, когда, подбегая к кассе, он отпасовал куда-то вправо подвернувшийся под ногу камешек и ему показалось, что здесь должен бы быть асфальт, а не булыжник. А когда вспомнил о Шурочке, он тут же подумал мыслями Олега Петровича. «Интересно, бывает ли здесь на танцах Афина?» «Какая Афина? Ха-ха!» — вмешалось сознание Ленечки, и он даже не задержался на мелькнувшей в голове «чужой» мысли, «нелепой для него.