Последний аргумент закона
Шрифт:
Сыну олигарха, оказавшемуся на улице, глотнувшему свежего воздуха, нестерпимо захотелось крикнуть: «Свободу Аркадию Галкину! Свободу!». Но в свете последних событий он не стал этого делать, даже на пьяную голову понимая, что вряд ли фамилия Галкин вызовет у кого-нибудь из прохожих сочувствие.
Он покорно забрался в машину:
— Куда теперь? Где на меня кандалы наденут?
— Скоро узнаешь.
Когда машина оказалась на окраине города Аркаша забеспокоился.
— Где отец? Я хочу с ним поговорить.
На него никто не обращал внимания. Город остался позади, машина мчалась по шоссе.
— Куда вы меня везете?
— Куда, куда… — скоро поймешь.
Этих мест Аркадий не знал. Он и предположить не мог, что в глухом лесу стоит такой шикарный отель, весь сияющий огнями. Метров за пятьсот до здания был наспех сооружен шлагбаум, у которого стояла охрана — два милицейских автомобиля с мигалками. Антон предъявил пропуск, шлагбаум взлетел вверх, и джип помчался дальше, миновав парадный вход. Затем он остановился на задворках здания.
Галкин-старший сидел в конференц-зале. Один из участников круглого стола, а за ним сидело человек пятьдесят, делал доклад о проблемах макроэкономики и тенденциях развития бизнеса в России на ближайшие десять лет.
Мероприятие, проходившее в подмосковном лесу, в только что отстроенном информационном центре, называлось «Российская экономика в двадцать первом веке». Люди, собравшиеся в конференц-зале, были один другого известнее: политики, бизнесмены, крупные чиновники.
Борис Аркадьевич Галкин ничем особым среди них не выделялся, и поэтому некоторые из знаменитостей даже позволили себе неодобрительно взглянуть на олигарха, когда у него в кармане зазвенел телефон.
— Извините, — сказал он своим соседям, выбираясь из-за стола.
Он прошел рядом с журналистами, кучно сидевшими в холле рядом с пепельницами и мониторами, по которым они следили за происходящим в зале.
— Слушаю, — тихо, почти шепотом сказал Галкин, прижимая трубку к уху, прячась за колонну от любопытных глаз. — Да, да, слышу.
— Ага, хорошо. Антон, освободишь номер на третьем этаже, который занимают охранники, и незаметно ведите его туда. Я сейчас подойду.
Возвращаться в конференц-зал Галкин-старший не стал. Сунул телефон в карман и быстро зашагал по длинному коридору. Все здания информационного центра соединялись застекленными переходами. Галкин оказался в жилом корпусе, у дверей номера его уже поджидал личный врач. Охранник, стоявший у двери, пропустил босса. Номер Борису Аркадьевичу показался тесным и убогим, на самом же деле, он был далеко не худшим среди апартаментов недавно возведенного центра.
Борис Аркадьевич нервничал. Он уже знал о кровавой расправе над Лилей, какую учинил его отпрыск, и еле сдерживал себя, чтобы не сказать лишней грубости при посторонних.
Одна из журналисток заметила внезапный уход Галкина. Она, стараясь не потревожить своих коллег, сперва отошла к балкону, а затем заспешила в жилой корпус. Она уже радовалась
— Дальше нельзя.
— Почему? Я представляю прессу.
— Нельзя, — так же вежливо и спокойно отвечал человек в униформе, — там только для гостей. А вы гостем ле являетесь, вы на работе.
— Мне Борис Аркадьевич назначил встречу, — пошла ва-банк журналистка.
— Вам никто ничего не назначал, — так же спокойно продолжал мужчина.
— Я должна с ним переговорить. Борис Аркадьевич! — закричала журналистка. Галкин исчез за дверью.
— Вот видите, вы свободны.
Журналистка, раздосадованная, невнятно пробормотала проклятия.
— Что, сорвалось? — спросил ее коллега из толстого и скучного журнала по экономике, когда журналистка обнаружила, что ее место на кожаном диване занято. Свободным оставался лишь тонкий подлокотник, на котором долго не высидишь.
— Сорвалось…
— Все ищут встречи с ним. Он всем отказал, даже нашему журналу, хотя раньше подобного не случалось. Он даже прикормленных журналюг к себе не подпускает, не то что тебя, — и журналист захихикал, глядя на то, как девушка устраивается на неудобном подлокотнике. — Садись лучше мне на колени.
— Нет уж, дождусь, когда кому-нибудь из вас приспичит отлить, журналистка закурила и нагло пустила дым в бороду экономическому обозревателю.
А тем временем Аркадия уже вели по служебной лестнице. На его плечах была чужая серая куртка. Сын боялся встречи с отцом, но хмель еще не до конца выветрился, и он пытался хорохориться.
Прежде чем войти в номер, он вскинул голову и расправил плечи, отчего тут же икнул. По тому напряжению, которое возникло у охранника, он понял, что за дверью с золоченой ручкой находится его отец.
Борис Аркадьевич сидел в кресле напротив окна спиной к двери и не сразу обернулся, когда Аркадий переступил порог. Он заставил сына понервничать, и когда услышал робкое «Добрый вечер» поднялся и с презрением посмотрел на Аркадия. Так смотрят на использованный презерватив, оказавшийся на видном месте.
— Ты пьян, свинья!
— Я… ничего, — Аркадий опять икнул. — Я не хотел. Папа…
— Альберт Семенович, займись им, приведи в чувство. Я вернусь минут через пятнадцать. Этого времени тебе хватит?
Врач уже распаковывал саквояж. Борис Аркадьевич двинулся прямо на сына, и тому пришлось отшатнуться.
— Смердит от тебя, как от барыги. Аркаша обреченно сел на широкую кровать и принялся развязывать шнурки ботинок. Запутался в них.
— Лучше куртку снимите, — попросил врач. Аркадий нехотя повиновался.
— О, да у вас раны?
— Да, — недовольно проворчал Галкин-младший, поглядывая на окровавленный пластырь, криво наклеенный на предплечье. — Собака бешеная покусала, сучка в руку вцепилась.