Последний «бизнес»

Адамов Аркадий Григорьевич

Маша опустила глаза и почувствовала, как краска залила ей лицо.

— Я не хочу об этой говорить.

— Надо! Пока не поздно, надо! Вы же никогда не будете счастлива. Подумайте, Машенька.

Валерий говорил с подъемом, сам почти веря в этот момент в благородство и чистоту своих слов.

Его на минуту как будто околдовали глаза Маши, такие чистые, глубокие и тревожные.

Но Маша снова, как и каждый раз при встрече с ним, уловила в его словах, вернее — в тоне, какими они произносились, что-то непонятное к чуть-чуть пугающее. «Боюсь всего, как папа», — мелькнула у

нее протестующая мысль, но побороть себя она не могла и… и, пожалуй, не хотела.

— Нет, я все-таки… сегодня не пойду с вами.

Валерий еще долго уговаривал ее, и Маша не спорила, у нее не было для этого нужных слов, но чем больше он уговаривал, тем сильнее росло в ней убеждение, что идти с ним сегодня не надо, что ей этого совсем-совсем не хочется, и при этом она почему-то не думала о Николае.

— Ну, хорошо, — покорно вздохнул, наконец, Валерий. Сегодня вы не пойдете. А завтра, а потом?

Маша, не имея сил отказать решительно и бесповоротно, мягко, как капризному ребенку, ответила:

— Там видно будет. Ступайте, вас ждут. Я дойду сама.

— Пусть ждут хоть до утра! Я провожу вас.

Квартира встретила Валерия грохотом и визгом радиолы. Посреди комнаты кружились и прыгали две или три пары. А на диване, забравшись на него с ногами, о чем-то горячо спорили Анатолий, Марина, Жора и еще несколько человек. Рядом, прислушиваясь к спору, сидел и курил Таран. Кира, прильнув к его плечу, время от времени с лукавой усмешкой шептала ему что-то на ухо, и Василий беззаботно и пьяно улыбался ей в ответ, кивая головой.

Появление Валерия одного было встречено громкими возгласами удивления.

— Прокол, господа присяжные заседатели! — как можно беззаботнее объявил он. — Девица закапризничала.

Стелла насмешливо поморщилась.

— Фи! Это сейчас не модно! Познакомь меня с ней, я займусь ее воспитанием.

— Передаю в твои опытные ручки, о Жемчужина Черноморья, — иронически поклонился Валерий и захлопал в ладоши. — Наполним чарки, леди и джентльмены! Все к чертям! Пить и веселиться!

— Гип! Гип! Ура! Банзай! — пьяно заорал Жора.

Все снова выпили, и опять завизжала радиола.

На диване продолжался спор.

— О чем шумите вы, народные витии? — спросил Валерий, подсаживаясь на край дивана и небрежно обнимая одну из девиц.

— О Рогове, — ответил Анатолий. — Я считаю, он просто рвется к власти и хочет приобрести политический капитал на наших трупах. Он мечтает о кресле секретаря бюро.

— Глупости говоришь, — возмутилась Марина. — Он вовсе не такой. И лично против вас ничего не имеет.

Анатолий раздраженно махнул рукой.

— Слова, слова… Не идеализируй его, дорогая.

— Ты брось! Это парень что надо! — горячо вмешался Таран.

Он хотел еще что-то сказать, но Кира обвила его шею рукой и притянула к себе.

— Лично я не верю Рогову, — заявил Валерий. — Типичный карьерист, — и, обращаясь к Марине, спросил: — Он тебе, конечно, пел насчет своего благородства? Откуда ты взяла, что лично против нас он ничего не имеет?

— Он… он даже прийти сюда хотел! — запальчиво выкрикнула Марина.

Все громко расхохотались.

— Ну, это ты уж слишком, —

сказал Валерий. — Чтобы Рогов… сюда?..

— Да, да! Мы сегодня с ним в библиотеке виделись! Он даже записку мне написал!

Валерий переглянулся с Анатолием, и они сразу поняли друг друга. Анатолий незаметно кивнул головой.

И снова вспыхнул спор.

— Если они запретят газету, — горячился Анатолий, — это будет нечестный прием! Нас лишают трибуны.

Между тем Валерий лениво поднялся с дивана и не спеша вышел в переднюю. Закрыв за собой дверь, он подскочил к столику у зеркала и, перерыв лежащие там сумки, шляпы, перчатки и косынки девушек, вытащил сумочку Марины и раскрыл ее. Воровато озираясь, он порылся в ней и, наконец, нашел, что искал: смятую записку Андрея Рогова. Он поспешно ткнул сумку на старое место и побежал на кухню. Там он несколько раз с усмешкой перечел записку и, бережно сложив ее, спрятал в карман.

…Василий Таран только делал вид, что ему сейчас так уж безмятежно хорошо и приятно. Он и себя самого пытался убедить в этом. Действительно, все было необычно вокруг. Бешеная музыка, к которой он не привык, взвинчивала нервы, возбуждала его.

Да и Кира — девчонка красивая, ласковая.

Но чем больше Василий пил, тем все противнее становилось на душе. Обманул… И кого обманул?

Своих, до гроба своих ребят. Как он посмотрит теперь в глаза Николаю, Коле Маленькому, Борису, когда они спросят: «Где был?» Соврет? Впервые в жизни соврет им? Все эти — Таран огляделся — враги Андрея Рогова. А он тоже свой. Выходит, это враги и его, Тарана? А Жорка? А Червончик? Да разве когда-нибудь он сможет признаться, что пил с ними? Эх!.. Все пропало! Николай после этого не подаст руки, и другие ребята тоже… Николай… Он тогда не позвал Машу, побоялся за нее. Только и всего. Но Таран видел, что ребята до сих пор не простили этого своему бригадиру. Таран тоже не простил. И Николай чувствует это, все время чувствует!

И мучается. Но ведь он поступил так только потому, что любит Машу. А почему поступил сегодня так он, Василий, почему пришел сюда? И что же будет, если ребята узнают о его поступке? И вдруг новая мысль обожгла мозг: Аня!..

Глаза Тарана сузились, сошлись у переносицы густые, черные брови, между ними залегла горькая складка.

Аня, Аня… Уж она-то этого но простит никогда.

Ребята, те, может быть, и простят, а она…

Но тут теплые руки порывисто обхватили его шею, и губы, нежные, влажные, коснулись его разгоряченной щеки. Кира томно прошептала в самое ухо:

— Ну что же ты молчишь? Я тебе не нравлюсь?

Она вскочила с дивана и потянула за собой Тарана.

— Танцевать, танцевать!.. Жорочка! — возбужденно крикнула она. — Поставь что-нибудь необычное, что-нибудь экстра!..

Жора понимающе рассмеялся и оглянулся на Стеллу.

— Поставим экстра, а? Из его товара?.. Айн минут!..

Он, как фокусник, опустил руки куда-то под тумбочку, на которой стояла радиола, и вдруг Таран увидел перед собой странные, полупрозрачные пластинки с бело-серыми тенями и силуэтами на них. Эти белые силуэты на сером фоне были чем-то удивительно знакомы ему.