Последний «бизнес»
Шрифт:
Но тут уже вмешалась Маша.
— Ты мой, мой папочка, — она нежно положила свою руку на руку отца. — И, пожалуйста, так не волнуйся. Ну, а тебе самому он понравился?
Ласка дочери действовала на Игоря Афанасьевича, как бальзам. Он мгновенно успокоился и уже совсем добродушно сказал:
— Представь, да. Он чудесный парень. Уж я кое-что понимаю в людях.
— Чудесный?
— Да, да, — подтвердил Игорь Афанасьевич. — Конечно, он не очень образован. Тут мама права. Но у него есть душа и характер. А это самое важное. Да, да, самое важное! — повторил
— Что?.. «Пер Гюнта»? — изумленно повторила Маша и с неожиданной тревогой спросила: — Папа, как же его зовут?
— Ах, ты уже забыла? Очень интересно! Что ж, вспоминай, — и он строго погрозил жене пальцем. — Только ты, пожалуйста, молчи.
Софья Борисовна с улыбкой тряхнула головой.
— Нет! Это уж выше моих сил, — и, обращаясь к дочери, торжественно добавила: — Ты только подумай, он встретил Николая!
Игорь Афанасьевич покраснел от возмущения.
— Ну, знаете!.. Если я прошу молчать…
Но в этот момент в дверь постучали, и из коридора донесся голос соседки:
— Игорь Афанасьевич, вас к телефону!
Маша проводила взглядом отца и, когда дверь закрылась за ним, тихо спросила:
— Мама, как же это все случилось?
…Когда Игорь Афанасьевич вернулся в комнату, Маша, улыбаясь, сказала:
— Папа, ты, оказывается, чудесный агитатор. Даже мама…
Игорь Афанасьевич строгим тоном перебил дочь:
— Прошу быстрее кончать обед. Сейчас к нам приедут.
— Кто приедет?! — одновременно воскликнули Софья Борисовна и Маша.
Игорь Афанасьевич ответил со скромной гордостью:
— Из штаба народной дружины. За консультацией.
Женщины переглянулись, не в силах сдержать улыбки.
— Папочка, — озабоченно заметила Софья Борисовна, но в глазах ее светились лукавые искорки, — мне кажется, ты становишься чересчур воинственным.
— Я попросил бы… — строго оглядев жену и дочь, начал Игорь Афанасьевич, но тут же досадливо махнул рукой. — Ах, ну давайте же скорее второе!
…Маша едва успела собрать со стола посуду и заменить скатерть, когда в передней раздалось три звонка.
Игорь Афанасьевич сам открыл дверь.
— Прошу, товарищи, прошу. Вот сюда.
Маша оглянулась и увидела Николая, сначала только Николая, хотя он и вошел в комнату последним. Первым с Машей поздоровался Артамонов, потом Коля Маленький.
— Моя супруга… Моя дочь… — церемонно представил женщин Игорь Афанасьевич. — Прошу садиться. Так чем могу быть полезен?
Николай сел на краешек стула и, не поднимая глаз, смущенно, даже как-то деловито принялся мять в руках кепку. Коля Маленький чувствовал себя свободнее и с любопытством оглядывался вокруг. Рассказал о цели их прихода Артамонов, рассказал, как всегда, коротко и деловито.
— Так, так… вот оно, оказывается, в чем дело, — кивнул головой Игорь Афанасьевич. — Понятно, — и неожиданно прибавил: — Я бы, между прочим, на его месте тоже не пришел.
— Почему? — удивленно поднял брови Артамонов.
Даже Николай оторвал взгляд
— Сейчас он выдаст… чтоб я не родился!
— Почему? — замявшись, переспросил между тем Игорь Афанасьевич. — Дело в том… э-э, что классный их руководитель не очень… как бы это сказать?.. не очень чуток. Я Блохина встретил в коридоре… и с Ольгой Ивановной говорил… Она его, извольте ли видеть, с урока удалила. Записки он, мол, не принес и домашних заданий не выполнил. Ну, знаете… — он по привычке пожал плечами и развел руками. — Это абсолютно антипедагогично, абсолютно! Я так и сказал, и на меня, конечно обиделись.
— Эх, всю музыку нам испортила! — воскликнул Коля Маленький, но тут же осекся под строгим взглядом Артамонова.
— Досадно, — заметил Павел Григорьевич. — Весьма. Теперь вернуть доверие к нам трудно.
Игорь Афанасьевич сделал протестующий жест.
— Почему вернуть? Вы его не теряли. И я, кстати говоря, тоже. Он парень справедливый и неглупый. Идея! — вдруг обрадованно воскликнул Игорь Афанасьевич. — Или я ничего не понимаю, и тогда… тогда меня надо гнать, или я для него кое-что значу.
Он подбежал к письменному столу у окна, нашел там чистый листок бумаги и стоя торопливо набросал несколько строк.
— Вот! — Игорь Афанасьевич вернулся к Артамонову. Пусть он, Николай, сейчас же идет к Блохину. У него это получится, он умеет. И передаст эту записку. Ручаюсь, Блохпн все поймет и все, что надо, сделает. У этого мальчика при всех наследственных и благоприобретенных недостатках есть душа. Да, да, есть! — с вызовом повторил он и от волнения снял и опять надел очки.
Николай ушел, так и не успев даже двух слов сказать Маше. Он был настолько ошеломлен открытием, что Игорь Афанасьевич — отец Маши, что в первый момент, еще в штабе, чуть не смалодушничал и решил было не ходить к старому учителю. Но тут уже вмешался Артамонов.
И надо же было познакомиться с Машиными родными и побывать у нее дома именно тогда, когда в их отношениях начался разлад. Правда… Николай решился взглянуть на Машу только перед самым уходом, когда прощался, а взглянув, вдруг подметил в ее глазах смущение и какой-то новый интерес к себе.
Что бы это могло означать?
Занятый своими мыслями, он не заметил, как пришел в штаб. Там его ждал Огнев. Оказывается, он специально зашел еще раз, чтобы узнать, чем кончился визит к старому учителю.
— Очень меня эти мальцы интересуют, — пояснил он. Особенно Вктька Блохин.
Услышав, что Николай собирается к нему и даже несет письмо, Огнев задумался.
— Раз уж вы над этими парнишками такое шефство взяли, сказал он, — то надо вам о них все знать. Слушай внимательно…
Когда он кончил, Николай запальчиво сказал:
— Что ж, берем ответственность на себя! — И, вспомнив слова Артамонова, прибавил: — Народная дружина — это сила, Алексей Иванович.
Огнев усмехнулся.
— Добре. Попробую вашей силе поверить.