Последний бобр
Шрифт:
Но однажды днем полевка чуть не оказалась в лапах страшного усатого чудовища с крупными зелеными глазами. Оно гонялось за ней по всему подвалу, просовывало лапы в щели, куда полевка в испуге забивалась. И здесь, оказалось, надо быть начеку! Теперь она, как и самец, стала выходить из норки только по вечерам.
Как-то раз, обследуя пространство между ящиками, полевка заглянула в небольшое отверстие, из которого высовывалась тонкая труба. Проникнуть в отверстие не составляло труда, и она побежала прямо по трубе, совершая то подъемы, то повороты
Напротив на скамеечке сидело очень мирное существо и с любопытством разглядывало ее. Она совсем не испугалась. Странно, что страх, который постоянно присутствовал в ней, сейчас покинул ее. На всякий случай она юркнула в отверстие, и оттуда снова заглянула в комнату и, надо же, у самого отверстия обнаружила кусочек хлеба.
Такого вкусного хлеба ей никогда не приходилось даже нюхать. Хотелось еще и еще. Она снова юркнула в укрытие, а выглянув оттуда, увидела много кусочков и крошек.
Больше она не убегала, ела и ела, хотя не сводила настороженного взгляда с непонятного доброго существа.
Этот непродолжительный, но великолепный ужин прервал громкий голос:
— Алеша! Ты съел булку?
Полевка тут же исчезла.
— Не мешай мне, папа.
Папа вошел и удивленно переводил взгляд от сына на пол.
— Что ты наделал? С хлебом так обращаться нельзя. Зачем ты раскрошил булку?
— Я мышку кормил. Она только что была здесь и ела булку.
— А откуда она появилась?
— Вот оттуда, где труба.
Папа внимательно оглядел дырку, ушел и вернулся с кусочком дерева и молотком.
— Зачем тебе молоток? — спросил сын.
— Я закрою дырку.
— Не надо. Она еще раз придет.
— Вот я и не хочу, чтобы она приходила.
— Папа, пожалуйста, не надо, — захныкал сын. — Я хочу, чтобы она еще раз пришла. Она очень красивая. Красная, с маленьким хвостиком.
— Не придумывай, Алеша. Мышки не бывают красными. Они серые и с длинными хвостиками.
— Нет. А эта красная и без хвостика.
Отец задумался. Переложил молоток из руки в руку. Постоял. Потом унес инструмент и быстро вернулся.
— Ладно, не хнычь. Собери все, что ты разбросал, и пока ничего не говори маме. Она боится мышей.
Они долго просидели вместе, ожидая мышку, но та, напуганная громкими голосами, так и не вернулась.
Каждый вечер в течение нескольких дней полевка приходила в гости к мальчику. Ела подброшенные хлебные крошки, зернышки крупы и, насытившись, исчезала, прихватив с собой и про запас.
Почуяв, что у полевки появились различные лакомства, старый самец снова зачастил к ней.
Но однажды, возвращаясь домой, полевка стала свидетельницей ужасного происшествия. Она еще не спрыгнула с трубы вниз на ящик, как почувствовала, а потом увидела, что кто-то на нем сидит. Это, конечно, было то страшное Чудовище, которое месяц назад гонялось за ней по всему подвалу. Чудовище сжалось и прямо с ящика сделало прыжок к стене, вдоль которой
Полевка услышала испуганный крик самца, а потом со страхом и дрожью видела, как Чудовище валяет по земле и подбрасывает в воздух его тело.
Она не вернулась в свой дом. Страх гнал ее прочь из этого подвала. Теперь, хотя и по знакомой дороге, бежать одной ей было тяжело, приходилось часто останавливаться, принюхиваться, но память запахов ей не изменяла. К утру, обессиленная долгой дорогой, она пришла к родному полю, где знала каждый бугорок и кочку, норки мышей, полевок, хомяков. Но что это? Все не так, как должно быть, как помнила она.
Солнце светило ярко, и остывшая за ночь земля жадно втягивала тепло. Воздух стоял неподвижно — ничто его не колебало и не тревожило: ни пение птиц, ни гудение жуков, ни жужжание пчел и ос, ни шуршание бабочек. Тишина.
Полевка повела носом, глубоко вдохнув воздух. Земля еще дышала знакомым сладко-едким запахом химикатов, и ничто не могло его уничтожить: ни порывистые весенние ветры, ни обильные дожди. И ни одного свежего следа.
Полевка было сунулась в ближайшую норку, но оттуда ударил резкий запах смерти. Теперь она чувствовала его всюду. Смытые дождями мертвые тушки грызунов попадались то тут, то там. Возле полуодетого кустарника и дерева с пораженными белыми листьями полевка натолкнулась на мертвое полуистлевшее тело лисы.
Ей надо было куда-то деться, ведь голод звал и гнал отсюда.
Она побежала дальше по твердой, утоптанной тропинке через овраг к лесу, и вот тут что-то тяжелое упало сверху и придавило, потом сжало маленькое тело и оторвало от земли. Еще живая, она не могла даже пискнуть. Ее несла в свое гнездо старая высохшая от голода ворона.
Это был конец. Полевка не знала, что даже смерть ее — это продолжение другой жизни, что, видимо, это и есть суть бытия. Она неслась над оврагом в жестком клюве вороны без чувств и движений — ужас давно разорвал ее вечно трепещущее сердце.
БЕЛАЯ БЕЛКА
Непривычно, одиноко чувствуешь себя поздней осенью в лесу. Холодно. Деревья уже сбросили свой жаркий осенний наряд, обособились, отодвинулись друг от друга, нарушив плотный лесной хоровод. Земля укрылась лоскутным покрывалом, спрятавшись под слоем опавших листьев, и они шуршат, хрустят под ногами. На полянке колосятся, будто несжатая рожь, стебельки вейника, а на тонких ножках стоят красные, привлекающие к себе, но очень ядовитые ягоды ландыша.
Чем дальше уходишь в глубь леса, тем тревожнее становится на душе. Может быть, оттого, что встречаются на пути обнаженные следы вековечной суровой лесной жизни. На бугорке под старой, видно, рано уснувшей липой перья и пух растерзанной птицы. То ли серая ворона попала в лапы хищника, то ли молодой грач, а может быть, лесной сизарь? Вот и поплатилась птица за свою неосторожность. Встречаются и разрытые мышиные норки. Кто-то довольно настойчиво охотился здесь. Неужели лиса?