Последний бог. Часть 2
Шрифт:
– Уходим на Седьмую, – бросил я невидимому Мэлу, когда Тьма окутала меня привычным холодком. – Надо проверить, сколько там уцелело народу.
– РЭЙШ! – во весь голос гаркнул Эрроуз, чересчур быстро оказавшийся рядом.
– Потом, – буркнул я, открыв тропу прямо у него перед носом. И нагло свалил, оставив покрывшегося инеем коллегу возмущенно хрипеть, сипеть, кашлять и давиться нехорошими словами, которые у меня не было ни малейшего желания выслушивать.
Глава 20
На Седьмой мы надолго не задержались – только заскочили на пару ударов сердца, убедились, что и там процесс воскрешения идет полным
Мэла я отправил к Роберту – проследить, чтобы мальчишка и его отец благополучно добрались до ГУССа. сам помчался на Сенную, к Йену и остальным, прекрасно понимая, что ночь еще не закончилась.
Признаться, по возвращении я ожидал увидеть всякое. Того, что к этому времени вокруг сферы уже будут нарезать круги полчища моргулов и умрунов, приползут с ближайшего кладбища зомби, личи или объявится хотя бы один плохонький демон. Я спешил туда с мыслью, что, быть может, с ходу придется вступить в бой… Но совсем не ожидал, что на темной стороне Сенная улица меня встретит воистину гробовой тишиной.
Выбравшись с очередной тропы и не увидев над нужным домом сияния храмовой сферы, я недоверчиво замер. А затем двумя короткими прыжками добрался до крыши соседнего здания. Извиваясь на черепице, как червь на сковородке, подобрался к низенькому парапету. И, холодея от дурного предчувствия, выглянул наружу: на месте дома под номером два виднелось громадное пепелище. Огромное, выжженное дочерна пространство, где не осталось ни дома, ни остовов деревьев, ни даже каменной ограды, неподалеку от которой жрецы устанавливали один из трех артефактов.
Жрецы здесь тоже были… причем в гораздо большем количестве, чем на Седьмой или Сорок второй. И они все прибывали и прибывали, выныривая из темных закутков, а затем вставали в круг над разбросанными по пепелищу телами и один за другим начинали молитва.
Тьма…
Уже ни от кого не скрываясь, я слетел с крыши и переметнулся через дорогу, выбрасывая далеко вперед чувствительные щупальца из Тьмы. Но особняк и впрямь был пуст. когда я бросился на нижний слой, из моей груди вырвался невольный стон: из подвала проклятого дома сочился совершенно неуместный на темной стороне свет. А над полупрозрачной крышей уже затихала громадная воронка, которую сегодня я был готов увидеть где угодно, но только не здесь.
Фол… да что же это за рок?! И как такое вообще могло произойти, ведь я уничтожил всю нежить в пределах сферы, а отец Иол дал слово, что, помимо меня, никто через купол не войдет и не выйдет? Неужели нас действительно предали?! Но кто?! И, главное, как, если даже после гибели двух групп хотя бы одна во главе с подозрительным, недоверчивым и обожающим все контролировать Корном, а также с шестью жрецами вместо пяти, должна была уцелеть?!
Добравшись до пепелища, я вернулся на привычный слой и первым же делом снова проверил дом, однако там действительно никого не было. Ни темных магов, ни светлых, ни простых смертных. Ни амулетов, ни артефактов, ни чужих следов… от особняка вообще ничего не осталось, кроме двух обезглавленных трупов, обгоревших стен, искореженных непонятной силой балок и едкого привкуса горечи, к которому я оказался совершенно не готов.
Заметив, что на краю поляны теплится несколько аур, я бросился в ту сторону и, убедившись, что там действительно остался кто-то живой, с неимоверным облегчением выдохнул. Однако когда я вынырнул в реальный мир, с
Фол… как же ты мог это допустить?!
От некогда сплоченного отряда численностью более пятидесяти человек в живых осталось всего дюжина. Из них на ногах держалась едва ли половина. Остальные кто лежал, кто сидел, безучастно глядя куда-то в сторону, и большинство выглядели так, словно вышли из тяжелейшего боя. Окровавленные, израненные, в драных лохмотьях, в которых с трудом можно было признать кожаные доспехи. Вся лужайка перед сгоревшим домом была усеяна растерзанными, разрубленными надвое, обезглавленными и настолько поврежденными огнем телами, что даже с камнями душ жрецы ничем не могли помочь: из множества высвободившихся душ на месте осталась лишь четверть. Тогда как остальные прямо на моих глазах одна за другой растворялись во Тьме.
Боже! Но как такое могло произойти?! И почему именно на Сенной безвозвратно погибших оказалось так много?! Неужто умруны учли свои прежние ошибки? Стали наносить не одну, а сразу по несколько смертельных ран, стремясь максимально повредить тела, чтобы жрецы потом не смогли никого воскресить?
Но как сюда попала нежить, если я собственноручно уничтожил тех шестерых и дотла выжег единственную оставшуюся каверну?! Я не мог… не должен был никого пропустить! И мой огонь…
Я вдруг вспомнил вплавленную в пузо Палача пластинку, благодаря которой огонь так плохо на него подействовал, и похолодел.
Да нет… не может этого быть!
– Артур! – вдруг окликнули меня слабым голосом.
Я почти бегом бросился в ту сторону, обшаривая знакомые и полузнакомые лица. А затем наткнулся на лежащего на земле отца Иола, окруженного двумя светлыми и одним темным жрецами, и замер.
Увы. Больше из служителей храма не уцелел никто. Их изрубленные до неузнаваемости тела я уже видел. Как видел и то, что спешащие на помощь служители старательно обходят их стороной. Отец Иол тоже выглядел так, словно вот-вот собирался уйти за грань. Его черная ряса была щедро покрыта темными разводами и разорвана в нескольких местах, на губах при каждом вздохе пузырилась кровь. А на жутковато побелевшем лице живыми оставались только глаза – непроницаемо черные, подернутые мутной пленкой и неподвижно смотрящие куда-то мимо меня.
Чуть дальше, неестественно прижав к груди левую руку, на земле сидел измученный Тори. На его левой щеке едва-едва успели подсохнуть четыре уродливые раны от когтей. На виске набухала громадная шишка. Сам он был потрепан, грязен, но все же жив. И даже достаточно смел, чтобы второй рукой неловко гладить по плечу сидящую рядом, горестно и безнадежно всхлипывающую Лиз.
Живые… честное слово, при виде этих двоих у меня немного отлегло от сердца. Видимо, молодежи повезло чуть больше, чем тем, через чьи тела мне приходилось перешагивать. А вот Хокк, к сожалению, не повезло. Да, снова. Не зря девчонка так убивалась над ее неподвижным телом. Не зря едва не захлебывалась слезами и выла в голос: моя напарница уже не дышала. И ауры над ее телом не было. Больших ран, впрочем тоже. мулет в кармане уртки, насколько я мог видеть, оказался разряжен. А за новым она, конечно же, не пошла. И даже камень души, если я не ошибаюсь, эта ненормальная не надела, потому что он наверняка вступил бы в конфликт с тем амулетом, который я ей дал.