Последний бой Лаврентия Берии

Прудникова Елена Анатольевна

– Значит, первым, кого Сталин готовил в свои преемники, был Киров?!!

– А больше просто некого! Для Сталина экономика всегда была приоритетом. Значит, на посту главы государства его мог заменить только тот, кто имел опыт успешного комплексного управления страной или регионом. Таких в ту пору было немного. В Политбюро – Орджоникидзе и Киров. Первый не подходил по ряду личных качеств и по причине национальности. А то, что говорят, будто Киров по ряду свойств тоже не слишком подходил – так ведь Сталин не имел возможности искать идеального лидера, ему приходилось выбирать из тех, кто был рядом.

– Национальность Орджоникидзе Сталину мешала. А национальность Берии – нет?

– Дело не только в национальности. Орджоникидзе

был невероятно вспыльчив и, чуть что, пускал в ход руки. Ну что это за глава государства, который может, рассердившись, взять и дать по морде? А что касается Берии, то он был человеком такого масштаба, когда мелочи вроде неподходящей национальности значения уже не имеют. Думаю, что если бы он сумел дожить на своем посту до семидесяти лет, как Сталин, мы бы сейчас спорили, кто из них сделал для СССР больше.

– Даже так?

– Только за свои «сто дней» он показал себя как государственный деятель исторического масштаба. Казалось бы, что можно сделать за сто дней? Но были начаты такие интереснейшие политические преобразования… а ведь мы еще не знаем, что планировалось в экономике!

– Так кто задумал экономическую реформу – Сталин или Берия?

– Задумал, наверное, все-таки Сталин, но роль Берии, я полагаю, здесь была очень велика.

– Значит, Сталин, по-вашему, был против экономики социализма?

– А ее просто не успели создать. Начиная с первых пятилеток, экономика СССР все время была чрезвычайной и по этой причине командной. Об экономических механизмах стали задумываться уже после войны, когда отпала необходимость в такой бешеной гонке и надо было переходить к нормальной экономике мирного времени. Какие-то преобразования явно готовились. Вспомним сталинские «Экономические проблемы социализма в СССР» – они появились именно в тот период. А толчок, думаю, дало «дело Госплана», когда наружу вылезло – что может сотворить с экономикой недобросовестный плановик или просто предатель. Вознесенского-то расстреляли, а проблема осталась.

– И вы думаете, экономику предполагалось сделать рыночной?

– Планово-рыночной, конечно. Еще в 30-х годах, когда вся страна работала не за деньги, а по приказу, в «бериевской» Грузии успешно применялись экономические механизмы. Там интересным образом комбинировались предприятия союзного подчинения, работавшие по общегосударственному плану, и местного, а также командные и экономические методы. Вообще надо бы внимательнейшим образом изучить грузинский опыт 30-х годов – именно как полигон новой социалистической экономики. Мне, кстати, пришлось столкнуться с высказываниями крупных западных экономистов – по-настоящему крупных, а не тех, с которыми советовались наши «мальчики в розовых штанах» – и эти специалисты говорили о том, что одной из основных целей «перестройки» было – разрушить советскую плановую экономику, поскольку это экономика послезавтрашнего дня, и ничего более эффективного пока не придумано. Недавно мне пришлось услышать очень интересное сравнение, с которым я, в общем-то, согласна. Рыночная экономика – это великолепный, навороченный по последнему слову техники и дизайна гоночный автомобиль. Советская плановая экономика – неуклюжий, уродливый и недоработанный космический корабль. И даже нереформированная, громоздкая, эта экономика все равно была опаснейшим конкурентом. А возвращаясь к концу 40-х – началу 50-х годов, следует сказать только одно: кто бы эту реформу ни разработал, провести ее мог только Берия.

– Почему не Сталин?

– Для повседневной работы по проведению реформы у него силы были уже не те. Голова-то та же, а вот работоспособность, увы… Я только начинаю работу над тем периодом, но уже сегодня чем больше узнаю, тем больше понимаю, какое будущее нам обрубил Хрущев.

– Возвращаясь еще раз к вопросу о преемнике – почему же главой государства после сталинской смерти стал Маленков?

– Возможно, таково было компромиссное

условие в переговорах между партией и правительством, но, скорее, это было решение Берии. Именно он первым, не считая чисто формального председательствования Хрущева, взял слово пятого марта на том заседании, когда решался вопрос о власти, и предложил на этот пост Маленкова. Тем самым, кстати, по распределению ролей сыграв в новом правительстве ту роль, которую в 30-е годы играл Сталин. Вспомним, вождь далеко не всегда сам занимал главные посты. Вспомним и о том, что это Берия давал установки врачам на сталинской даче, он же приказал прекратить реанимационные мероприятия – то есть вел себя как реальный глава государства. И до 26 июня правительство ему подчинялось беспрекословно, так что потом им всем пришлось очень сильно выкручиваться на пленуме, объясняя причину, по которой они это делали. А почему Берия не стал Предсовмина… Тут может быть несколько версий. В «Последнем рыцаре Сталина» я изложила одну – что дело было в национальности. В этой книге – другую…

– Причем весьма неожиданную…

– Да, но что в ней невозможного-то? Берия ведь был для государственного деятеля молод – 54 года, а выглядел гораздо старше. Есть свидетельство, что он работал лежа – по крайней мере, отца одной моей знакомой он принимал таким образом, и того человека, довольно крупного конструктора, это чрезвычайно поразило. Наконец, буквально месяц назад я узнала о нервно-психических проявлениях лучевой болезни – это переходящие друг в друга эйфория и депрессия. Если учесть темперамент Берии, это точнейшим образом совпадает с тем, что говорили о нем на пленуме и что вспоминали о том, каким он был весной 1953 года. Он был явно чем-то очень болен, а какая болезнь для председателя атомного комитета является самой естественной, можно сказать, профессиональной? Кстати, два его заместителя, Малышев и Завенягин, умерли от нее же в середине 50-х годов. Не надо забывать, что лучевая болезнь в то время была практически не изучена, так что едва ли врачи могли дать какой-то определенный прогноз. И было бы просто безответственно – брать на себя управление государством, когда ты не знаешь, сколько тебе осталось. А потом что – новый передел власти?

– Что еще в вашей книге – исторический факт?

– Основные политические события, смещения и назначения государственных лиц, пленумы и съезды и т. д. Общая историческая канва достаточно точно выверена по датам и событиям. Биографии Берии и других людей основаны только на реальных фактах – кроме диалогов, конечно. Хотя и в этом случае часть из них относится к тем, которые могли бы иметь место – если не с теми же словами, то с тем же смыслом…

– Тогда пойдем дальше: где начинается вымысел?

О том, чего не было

(Вымысел как подтверждение правды)

– …Во-первых и в основных, не было ареста Берии. До работы над этой книгой я была уверена в этом процентов на девяносто, теперь – на девяносто девять.

– Зачем же вы взяли этот сюжет?!

– Потому что от десяти процентов вероятности тоже отмахиваться нельзя, тем более если эта версия является общепринятой и подтверждается некоторым количеством свидетельств. К тому же существует и такой способ исследования версии – подать ее в художественной форме и посмотреть, что получится. В этом случае сама работа достаточно интересная – составление интриги, взаимодействие характеров…

– И как результаты?

– Вы же сами видите. Как только исторические персонажи ожили, задвигались, начали вести себя не как персонажи, а как люди, сразу же стало ясно, что механизм событий, который сейчас считается общепринятым – на самом деле громоздкий, нелепый… да и нереализуемый. Чтобы свести концы с концами, потребовались грубые, искусственные натяжки и допущения. Конечно, в жизни и не такое случается – но вот составлять столь нелепые планы переворота, в расчете на случайности… Они же не декабристы, в конце-то концов!