Последний бой Лаврентия Берии
Шрифт:
Об этом и шел разговор между Хрущевым и тихим, незаметным человеком типично канцелярской внешности, в очках и с оттопыренными ушами. Однако внешность обманчива. Секретарь ЦК КПСС товарищ Поспелов обладал хорошим интеллектом и, не в пример своему собеседнику, предпочитал сначала думать, а потом действовать. В отличие от многих других, он не задавал вопросов, в ответ на которые неизбежно услышал бы ложь. Причин переворота он не знал, более того, знать их не хотел и даже о них не задумывался. У него имелись в этом деле свои интересы. Создавшееся положение его устраивало, хотя Берия и не был врагом Петра Николаевича, отнюдь, их пути попросту не пересекались. Обижен он был Сталиным, который в 1949
– И что вы намерены теперь предпринимать? – выслушав рассказ Хрущева, спросил Петр Николаевич.
– А как ты думаешь, тебя я для чего позвал? – бросил в ответ раздраженный и усталый первый секретарь. [21] – Чтобы ты придумал, как все объяснить правительству и не сгореть.
– Правительству, Никита Сергеевич, ничего объяснять не надо. Антипартийные сталинские планы еще не успели претвориться в жизнь и глубоко укорениться. И если вы направите движение страны по прежней колее, вернувшись к ленинским нормам управления государством, – ленинским, Никита Сергеевич, не сталинским! – это будет воспринято как нечто абсолютно закономерное. Собирайте Пленум ЦК. А на пленуме заявите, что Берия был врагом партии, хотел партию уничтожить, лишить ее силы и влияния на государственную жизнь, а вы восстановите ленинские нормы, вернув управление государством в партийные руки. Тогда все секретари – ваши.
21
Формально Хрущев в то время еще не являлся первым секретарем, но фактически был главой партии.
– Там будут не только секретари, но и министры.
– А их советую вызвать к себе, каждого в отдельности, и поговорить по душам. Не мне вас учить, как это делать. Пообещайте, что в случае разумного поведения никому из них ничего не грозит. С Берией работать было нелегко, наверняка многие имеют к нему претензии, вот на этой струне и сыграйте. Не надо выискивать в его действиях вредительства, пусть просто расскажут, как он их прижимал, унижал, ни во что не ставил. Найдите двух-трех самых обиженных, дайте им слово, и они заведут весь зал. А еще мне недавно сорока на хвосте принесла, будто Берия хотел прижать тяжелую и оборонную промышленность, урезав им финансирование, чем они, естественно, очень недовольны. Вот и пообещайте: партия даст им столько средств, сколько они запросят. Тогда большинство министров тоже будут вашими.
– Ого! Ты представляешь себе их аппетиты? Они сожрут всю страну.
– Чем-то надо жертвовать, Никита Сергеевич. Если вы собрались жертвовать собой – запретить не могу… Вы не о том беспокоитесь. На самом деле я вижу только одну серьезную опасность. Участники пленума могут потребовать предъявить им Берия.
– Ну, это ты загнул! Никогда такого не бывало. Всегда решения об уже арестованных заговорщиках принимали по представлению Политбюро.
– А вы уверены, что Политбюро, как в прежние времена, имеет по этому вопросу единую позицию?
– Никто не возражал, – пожал плечами Хрущев.
– Да – на заседаниях, когда им в спину дышали ваши генералы. А уверены ли вы, Никита Сергеевич, что члены Политбюро довольны вашими действиями? И никто из них не обратится к пленуму с требованием
Хрущев поднялся, прошелся по кабинету, прижав кулак ко лбу.
– Ох ты, черт! И ведь правда… Так что делать, Петр Николаевич?
– Если Берия жив и члены Политбюро об этом знают, то вы, действительно, попали в трудное положение. Если бы он был мертв, тогда другое дело. В ситуации, когда его смерть – свершившийся факт, у всех у нас общие интересы: сделать все возможное, чтобы не было дестабилизации обстановки в стране. Тогда и Политбюро, и ЦК пойдут за вами, как за наиболее сильной фигурой из оставшихся в строю. Особенно если вы сделаете акцент не на заговорщической роли Берия, а на его антипартийной деятельности – в этой области у нас у всех общие интересы. Главное – это достичь единства внутри Политбюро. И, надеюсь, не надо вам объяснять, что после пленума власть партии должна быть восстановлена в необходимом объеме.
– А я сам разве не коммунист? Все вернем, как и раньше!
– Вот это как раз было бы ошибкой. Я ведь не сказал «в полном», я сказал «в необходимом объеме». И не более того, Никита Сергеевич. Партии не нужно повторение тридцатых годов. Мы должны не подменять хозяйственных руководителей, а направлять их по верному, ленинскому пути. Нам вовсе нет необходимости заниматься оперативным управлением, как это было раньше, вполне достаточно его контролировать. Мы подготовили хорошие кадры в промышленности и сельском хозяйстве, которые успешно справятся со своим делом и без детального руководства партийных секретарей. Не надо совать нос в каждый цех и на каждое поле, это не пойдет на пользу делу…
Хрущев задумался и вдруг прищелкнул языком и рассмеялся:
– Ну и голова у тебя, Петруша! Их ведь чем Берия брал! Он сперва пытался так наладить, что какое дело он ни делает, по такому секретарь обкома – диспетчер. А когда не получалось, то никаких оргвыводов не требовал, плюнет, рукой махнет и своими силами обойдется. И нашим партийным обломовым это понравилось – честь та же, а работы меньше. Из них половина по одной этой причине за него встать может. А мы им такой подарочек: права как при Ленине, а обязанности как при Берии. Наши будут! Молодец, Петр Николаевич! А что мы можем предъявить Берии еще?
– Антипартийная работа, зазнайство, некоммунистические методы руководства. Вам этого мало? По моральному облику пройдитесь, поищите бытовое разложение.
Хрущев прищелкнул пальцами:
– Для большинства достаточно. Но въедливое меньшинство это не убедит. Если с заговором особо не вылезать, надо придумать такую штуку, которая убила бы Лаврентия на месте. Хотя бы про запас, на случай, если произойдет что-то непредвиденное. Чтобы после того никто и подумать о его защите не мог…
Собеседник первого секретаря глубоко задумался. Прошла минута, другая… Наконец он поднял голову:
– Если дело обстоит так, то можете сыграть кое на чем запретном. Вы, наверное, помните, и весь ЦК помнит об арестах в конце 30-х годов. Когда совершенно невинных людей хватали, пытали, расстреливали. Как вы думаете, многие ли вспомнят, когда это началось и когда закончилось? Я вас уверяю, пятнадцать лет спустя какие-то несколько месяцев никто не заметит.
– Ну я-то замечу!
– Вы – безусловно. Но вы – исключение, один из немногих уцелевших участников, так сказать, процесса. Я вас уверяю, большая часть ЦК заняла высокие посты уже после 1939 года, и они не знают всех подробностей происходившего тогда. Что вам мешает сказать, что террор начал Ежов, а продолжил Берия? И именно Берия был главным палачом нашей партии?