Последний бриллиант миледи

Роздобудько Ирэн Виталиевна

…Утром следующего дня сестры так же сидели на кухне и пили кофе, перед тем как отправиться на службу. Жанна работала младшим научным сотрудником библиотеки, Влада находилась в поиске того единственного места работы, где бы она могла сполна раскрыть свои способности. И поэтому ее «трудовая книжка», этот пережиток прошлого, пестрела несколькими десятками всяких записей.

– Куда так рано ушел Макс? – спросила Влада. – Он хоть позавтракал?

– Ты же знаешь, он никогда не завтракает рано, – сказала Жанна. – А пошел он ксерить свои романы, а потом еще куда-то…

– Зачем?

Жанна поняла, что ей не отвертеться от объяснений и, собственно,

не из чего делать тайну.

– Ему предложили подать рукописи для издания за границей. В переводе, конечно. Надо же оставить экземпляры для себя. Если бы у нас был компьютер, все было бы намного проще…

– Господи, зачем ему эти переводы? Пусть бы напечатался сначала здесь.

– Здесь это сделать сложнее. Кроме того, за книги пообещали сразу же выплатить гонорар.

– Разве так бывает? Бесплатный сыр – только в мышеловке! – улыбнулась Влада. – Откуда у Макса появились такие благодетели?

– Честно говоря, Макс пойдет сейчас на все, чтобы мы хоть немного выбрались из этой нищеты. Вообще, давай прекратим эти разговоры. Особенно с ним, хорошо?

– Как скажешь… Но я считаю, что вместо того, чтобы участвовать в сомнительных проектах, мы могли бы наконец продать тот родительский камешек. По крайней мере, хотя бы выяснить, что это такое. Может, что-то ценное? Вдруг именно из-за него приезжал тот французский дядечка, помнишь?

– С ума сошла! – Жанна засмеялась. – Откуда в нашей семье «что-то ценное»? Не верю. Это во-первых, а во-вторых… Не забывай, что этот камешек вместе с прадедом прошел сибирские лагеря, с бабушкой – эвакуацию, а папа считает его семейной реликвией.

– Но, помнишь, когда-то отец рассказывал о какой-то иностранной графине, в честь которой якобы тебя назвали? Думаешь, это ложь? А если вы действительно – аристократка, ваше высочество?

– Отец всегда был хорошим сказочником. Он рассказывал не только эту сказочку! А потом – если это действительно так, думаю, никто никогда не узнает правды. Не забывай, какие были времена. Если прадед что-то и знал о, как ты говоришь, иностранных корнях, его заставили об этом забыть.

– А как же папин французский? – не сдавалась Влада. – Ведь я точно помню, как он говорил с тем Флери!

– Ты просто фантазерка.

– Какая ты неромантичная… – вздохнула Влада. – Ну посмотрим на камешек еще разок, умоляю. Отец же недаром оставил его нам – мы можем делать все что вздумается!

– Смотри! – пожала плечами Жанна.

Она знала, что сестра с детства обожала разглядывать эту семейную реликвию, когда отец был в хорошем настроении и позволял это делать. А за годы их самостоятельной жизни они еще ни разу не прикоснулись к свертку, просто забыли о нем. Влада радостно соскочила с табурета и побежала в комнату шарить в ящиках. На кухню она вышла с маленьким свертком в руках. Жанна пила кофе и с улыбкой наблюдала, как сестра осторожно разворачивает и раскладывает на столе пожелтевшие тряпицы, некогда, возможно, бывшие носовыми платками, а возможно, и клочками дедовской портянки – отец хранил все в том виде, в каком получил от предков.

Наконец Влада развязала последнюю веревочку, и на куче тряпья появился темно-синий камень, по форме напоминавший слезу. Жанна взяла камешек и подбросила его на ладони:

– И по-твоему, это – драгоценность?

Влада поскребла поверхность камня ногтем, и из-под толстого слоя краски тускло блеснуло стекло.

– Не трогай! – возмутилась Жанна. – Тебе все надо попробовать на вкус! Этому камешку уйма

лет. Пусть все останется так, как есть!

– Я понимаю… – тихо произнесла Влада. – Я не имею на это такого права, как ты…

Это был запрещенный прием, и Жанна снова почувствовала к сестре жалость и нежность. Она быстро сгребла тряпки и камешек со стола, бросила все в ближний ящик и ласково обняла сестру.

– Дуреха! Делай с ним что хочешь. Просто я сейчас думаю совсем о другом. Я хочу, чтобы у тебя была своя жизнь, своя квартира, чтобы ты не стояла у плиты, чтобы мы нажрались. Это ненормально. И если у Макса все сложится хорошо, ты сможешь жить иначе, лучше.

– Но я хочу жить с вами. Я вас так люблю, – ответила Влада, тоже сжимая сестру в объятиях. – Я никогда не буду жить так хорошо, как вы…

– Господи! – засмеялась Жанна. – Ты нас идеализируешь, а мы просто стараемся не ругаться при тебе.

Сестры еще немного посидели. Затем началась обычная утренняя суета с препирательствами, кому первому идти в ванную и кто у кого взял и не вернул косметический карандаш.

…До работы Жанна добиралась на автобусе, потом пересаживались в метро. Сегодня она забыла взять с собой книгу, поэтому ей пришлось наблюдать за дорогой, глядеть на лица, прислушиваться к разговорам. Сзади сидели две девушки, которым можно было дать и восемнадцать, и в то же время двадцать восемь: простенькие накрашенные лица, громкие голоса…

– Что же мне подарить тебе на свадьбу? – спросила одна.

– Да что угодно, мне все равно, не бери в голову, – отвечала вторая.

– О, придумала! Это будет как в анекдоте – куплю тебе вазу и вручая разобью… На счастье…

– И… у него на голове! – со смехом добавила «невеста».

– С удовольствием!

Они громко расхохотались и начали обсуждать фасон будущего свадебного платья. Простота бытия – вот что всегда удивляло Жанну в людях, заставляло ее сто раз пересматривать собственное отношение к жизни. Она порой ненавидела себя за постоянные внутренние монологи, за картины, которые она могла вызвать в своем воображении. Ей казалось, что она бы не загрустила и не пала бы духом даже в тюрьме: к ней «в гости» приходили бы все, кого бы она пожелала увидеть. Они пришли бы из небытия, из книг, живописных полотен, из звуков музыки (особенно ее любимых Грига и Моцарта), из всех времен… Они давно жили в ее воображении, она поселяла их в своей голове, предоставляя каждому персонажу отдельную чистенькую комнатку. Она была хозяйкой своего воображаемого отеля и имела полное право на непринужденный разговор с гениями и героями о погоде или свежести утренних булочек.

В одной из таких комнаток всегда жил Макс. Только сейчас, с течением времени, она могла пожертвовать беседой с ним ради собственных мыслей. Иногда бывало такое, что она (мысленно, конечно же!) запрещала себе даже приближаться к той двери в своем воображаемом «отеле мира», за которой поселила Макса, много раз даже пыталась выселить оттуда докучливого квартиранта со скандалом и обвинением в краже «отельного имущества». Напрасно! Он возвращался. И она понимала, что он здесь навсегда.

Простота бытия привлекала только как альтернативный, неприемлемый для ее психики образ жизни – легкий и необременительный, в котором нет места размышлениям о старости, страхе и смерти. Встреча с Максом сделала невозможным простоту ее бытия. Когда она впервые увидела его – не обрадовалась, как радуются все девушки настоящей (или притворно настоящей) любви с перспективой женитьбы.