Последний десантник
Шрифт:
Адилбек смотрел на отца с немым укором. Спиртное всегда действовало на Александра Арзибековича непредсказуемо. Полгода назад, будучи на международном азиатском саммите, отец после подписания какого-то выгодного договора напился до невменяемости и принялся швыряться с балкона бутылками в автомобили гостей. Скандал удалось замять (вину взял на себя один из охранников), однако все прекрасно поняли, чьих рук это дело…
– Что за план, папа? – осторожно поинтересовался сын.
Бывший диктатор уселся на бортик джакузи, от души приложился к бутылочному горлышку; янтарная влага потекла по подбородку.
– Все
– А как суметь? – Адилбек непонимающе смотрел на отца.
– Беспорядки, – заговорщицки подмигнул бывший президент. – Невероятные по масштабам массовые беспорядки. С погромами, кровью и многочисленными трупами. Беспорядки, которые при удачном стечении обстоятельств смогут перейти в полноценную гражданскую войну. Повод уже есть: взрыв в лагере беженцев на севере…
– Чингиз? – догадался сын.
– Естественно, – с подкупающей откровенностью ответил Александр Арзибекович, но тут же поправился, – то есть это, конечно же, дело рук экстремистов-северян. Они ведь наших, с юга, никогда не любили… Наши ребята терпеть этого не будут, ты ведь сам знаешь. Наверняка ответят ударом на удар. И пошло-поехало…
Несмотря на обилие выпитого, бывшему диктатору трудно было отказать в логике. Одного только взрыва в лагере беженцев-южан было достаточно, чтобы обоюдные волны всеобщей ненависти и страха схлестнулись друг против друга. Правда, теперь этим волнам еще следовало придать направление, определить берега и поставить цели. Ведь любой топор войны должен быть тяжел, бритвенно наточен и точно направлен. Безудержную ярость следовало превратить в испепеляющий протуберанец войны всех против всех.
– …и вот, представь: сожженные машины, раздувшиеся мертвецы на улицах, голод, болезни и эпидемии. Отсутствие продуктов. Отравленные колодцы. Блокированные дороги. То есть то, что принято называть гуманитарной катастрофой. А дальше находятся добрые и авторитетные люди… и в России, и в структурах Евросоюза, – как ни в чем не бывало продолжил свергнутый диктатор, – которые сперва шепотом, а потом уже в открытую говорят: единственный человек, который способен восстановить порядок в стране, – это я. А для этого придется как минимум разморозить и банковские счета, и снять арест с недвижимости и всего остального…
– Те добрые люди будут лоббировать наши интересы не забесплатно, я так понимаю? – Адилбек внимательно следил за рассуждениями отца, с каждым словом все глубже и глубже проникаясь его убийственной логикой.
– Придется кое-чем поделиться, – сквозь зубы согласился бывший президент. – Но, как ты понимаешь, лучше потерять небольшую часть и сохранить целое, чем лишиться всего и сразу. Ничего, потом наверстаем!
– А если Евросоюз и Россия предпочтут остаться в стороне? – осторожно предположил сын.
– Значит, надо сделать так, чтобы не остались, – все больше воодушевляясь, ответил
– А если Чингиз сболтнет лишнего?
– Не сболтнет. У меня там двойной контроль! Забыл про Абуталипа?
– Папа, извини, но мне кажется, что твой Чингиз – негодяй, – Адилбек поморщился, будто от зубной боли.
– Главное – что он управляемый негодяй! – авторитетным тоном поправил отец. – Один управляемый негодяй – хорошо. А когда их целая банда – это просто замечательно! – молвил Александр Арзибекович, мельком взглянул на бутылку и, определив, что она пустая, кивком распорядился принести еще.
Пока сын ходил за виски, бывший диктатор вновь улегся в джакузи, включил теплую воду и задумался…
Теперь, после звонка Чингиза, перспективы вернуть потерянное выглядели куда более реальными, чем еще несколько часов назад. Смежив веки, свергнутый президент сразу же представил лица всех этих оппозиционеров-экстремистов, заставивших его столь позорно бежать из страны. И хотя большинство личных врагов диктатора в совершенстве владели несколькими европейскими языками, имели ученые степени и справедливо считались национальной элитой, в представлении Александра Арзибековича они были какими-то шайтанами с рогами и копытами, достойными лишь того, чтобы ежечасно избивать их чем-нибудь тяжелым. Не выдержав, пьяный купальщик принялся колотить по краю джакузи с такой силой, словно бил по лицам своих личных врагов…
…Адилбек, придерживая в одной руке очередную бутылку спиртного, а в другой – две рюмки, удивленно остановился у двери ванной и прислушался. Изнутри слышался ритмичный стук, будто бы кузнец уверенно и несильно бил по раскаленному куску железа.
Тент уличного кафе шелестел над пластиковыми столиками, словно опрокинутый парус. Пирамидальные тополя отбрасывали на тротуары равномерные тени. Улица Акына Усенбаева была пустынной, однако Чингиз на всякий случай поправил большие, в пол-лица, солнцезащитные очки и уселся к тротуару вполоборота так, чтобы наблюдать за происходящим рядом.
За открытым окном кафе калились на плите джезвы. Пряный аромат сочился из медных отверстий. Щеголеватый официант разлил чернолаковую горячую струю в чашку и принес кофе единственному посетителю.
Чингиз лениво пил кофе, курил и размышлял. А подумать было о чем…
Последний телефонный разговор со свергнутым диктатором его насторожил. Нет, внешне все выглядело замечательно: и показательные похвалы, и взятое с Чингиза обещание сразу же связаться с патроном по возвращении из Средней Азии… А вот фраза «твоя преданность будет вознаграждена» очень уж не понравилась Чингизу. Кто-кто, а он, знавший Александра Арзибековича еще в те времена, когда тот был бригадиром пастухов в нищем колхозе, прекрасно понимал, что все это может значить…