Последний довод главковерха
Шрифт:
Обдав пылью, мимо проскочила маленькая черная, они здесь все черные, машина, в пятидесяти метрах затормозила, сдала назад, вихляясь, подъехала прямо ко мне. Передняя дверца распахнулась, наружу снизу вывалился огромный сапожище, а сверху вывернулась командирская фуражка. Полковник Винарский, первая и она же последняя наша встреча была весьма своеобразной, и все же я был безумно рад видеть хоть какого-то знакомого с фронта. Поспешно оправляюсь, одергивая пузырь гимнастерки с живота вниз, и сгоняя складки из-под ремня за спину, поправляю пилотку, а вот нечищеные сапоги в карман
— Лапушкин, бродяга, чего это ты здесь хромаешь?! — От громкого возгласа шарахается в сторону бабулька, не в добрую минуту проходящая мимо, а затем долго оглядывается назад, плюясь и крестясь.
Похоже, лихой полковник тоже рад меня видеть, резко подскакивает и обнимает так, что хрустят ребра. Возвращаю объятие, мне есть чем, ты так, ну и я тоже, не посмотрю, что полковник. С полминуты пытаемся вдавить друг друга в землю, как былинные богатыри, распугивая прохожих, но брусчатый тротуар достойно выдерживает натиск. Наконец, полковник разжимает руки и отступает на шаг, оглядывая меня, морщится, но воздерживается от замечаний.
— Силен, Лапушкин, ничего не скажешь! Куда, говорю, направился?
— Ближе к фронту, товарищ полковник!
— Так нам по пути! Щербаков, освободи место почти-герою!
Из машины нехотя выползает капитан.
— Я все думал, не оставить ли тебя, дела ускорить. Найдешь Яворского, решишь с ним насчет ремонта, через два дня, чтобы три орудия погрузить и отправить!
— Сделаю, товарищ полковник. — Ворчит капитан.
— Лезь в машину, — подталкивает меня полковник к задней дверце, — сложишься втрое, поместишься!
В кругу пассажиров, видно принято хохмить насчет тесноты таратайки, но это зря, ехать не шагать, да и не так уж тесно внутри даже для меня, хотелось бы вновь выздоровевшую ногу вытянуть, конечно, но нет, так нет.
Машина трогает, полковник всем телом поворачивается назад, если так крутиться, то и в автобусе тесно будет.
— Что там у тебя, направление, предписание, давай сюда!
— Только справка из госпиталя на отпуск, товарищ полковник!
— И ладно. Вот, товарищи, позвольте вам представить, как говорится, «легенду» шестого корпуса, Авангарда Лапушкина!
— Авангарда Михайловича. — Простодушно добавил я, прикалываешься, полковник, я тебе подыграю.
Водитель глазом не моргнул, зато сидевший рядом со мной усатый мужик с четырьмя полковничьими прямоугольниками в петлицах и красной звездой политработника на рукаве внимательно посмотрел на меня умными глазами.
— Так это Вы, Авангард Михайлович, сорок самолетов на аэродроме сожгли?
— Повезло! — Фыркнул полковник-артиллерист. — И вообще, героя ему завернули, сведения сочли недостоверными.
— Чины людьми даются, а люди могут обмануться, — пожав плечами, цитирую я классика, «героический» облом меня не задевает совершенно, чины и награды меня вправду не интересуют, в отличие от денег. Но и тут странная страсть, я тащу к себе все, до чего могут дотянуться руки, но никогда не трясусь над полученным. Это дело надо обдумать на досуге, почему меня так захватывает процесс, и не интересует результат, нет ли здесь психического отклонения. Кстати, пока машина
Ничего примечательного, Бася лежала, как и прежде, завязанная в простыни, и лежать ей предстояло до близкого уже вечера. Надеюсь, трупы в доме и возле, а также собственный использованный вид помогут ей убедить чиновника-мафиози в реальности сочиненной ею истории.
Оксана же просто сидела на вокзале в окружении себе подобных, и по тому, как оживленно она общалась с некоторыми из беженцев, было ясно, что девушка не пропадет, помогут друг другу и в перетаскивании тяжестей на вокзале, и потом в дороге. Меня вдруг задело ее спокойствие, сидит себе и не переживает, что рассталась со мной, возможно, навсегда. А ведь стоит ей поменять фамилию, пусть и не специально, а выйдя замуж, я ее уже никогда не найду. Я прислушался к внутренним ощущениям, нет, факт возможной потери денег меня нисколько не волновал.
— Но штаб корпуса он разгромил! — С удовольствием продолжил политический полковник, пикировка с артиллеристом доставляла ему наслаждение, ясно, что тот изрядно достал комиссара своим буйным темпераментом.
— Случайно вышел на штаб, стрельнул пару раз, да сбежал!
— Ну, и еще пару полков пехоты покрошил. — Скромно заметил я, и добавил под нос. — Раз везенье, два везенье, помилуй бог, а где же уменье?
Политический негромко рассмеялся, и легко ткнул меня в плечо кулаком, а Винарский сел было прямо, изображая обиду, тут же повернулся к нам обратно, коленом выдавив рычаг коробки передач на нейтралку. Привыкший к таким проделкам начальника водитель невозмутимо выпустил руль, двумя руками спихнул мешающее ему колено, и снова включил скорость.
— Что там зря болтать, минометы не артиллерия. С твоими руками, Лапушкин, нечего возле минометов топтаться. Я тебя заряжающим поставлю, вот где настоящее дело, хватит дурака валять.
Всю жизнь мечтал ворочать неподъемные железяки, спасибо, полковник! Любопытно, с чего он меня подобрал, аж капитана выбросил из машины под надуманным предлогом. Интересует «легенда» шестого корпуса, хочет посмотреть поближе, что за человек? Или есть желание развенчать голого короля, как в прошлый раз? А может, напротив, стало неловко за тогдашний нелепый наезд, и сейчас замаливает грехи? Плевать, доеду на фронт в относительно комфортных условиях, и то хорошо, а если не срастется с Винарским и вернусь в родной полк к Дергачеву, то и вовсе замечательно. Так что вполне могу себе позволить поспорить с грозным полковником, пусть и ради чистого троллинга.
— Товарищ полковник, я полком командовал, а Вы меня в заряжающие! Меньше, чем на командира батареи я никак не согласен!
— Командиром батареи? Да что ты умеешь и знаешь, чтобы батареей командовать? Ты ж даже простой параллельный веер построить не в состоянии, да и не знаешь, что это такое! Артиллерия — это каста, там посторонних нет, туда кого попало не пускают!
— Да уж, это не пехота какая обдристанная, тут статья другая, особливая! — Деланно соглашаюсь я, вспоминая славного пограничника Назара Рябинина, невольно взгрустнув при этом.