Последний довод королей
Шрифт:
Он тихо засмеялся, и слезы снова заструились по его щеке.
— Что-то забавное?
— Все! Ты должен оценить иронию. В то время, когда я поверг столько могущественных врагов, Салем Реус приставил нож к моему горлу. Всегда есть нож, которого ты не ждешь, и он острее всех.
— Более острого ножа, чем мой, вы не найдете.
— Тогда режь, парень, я готов. — Глокта откинул голову назад, вытянул шею, прижав ее к холодному металлу. — Я давно готов к этому.
Пальцы Реуса сжали
«Сейчас».
Глокта тяжело и шумно дышал, его горло перехватило в ожидании смерти.
«Сейчас, наконец-то… сейчас…»
Но рука Реуса замерла.
— И все-таки ты сомневаешься, — прошептал Глокта, сжав беззубые десны. — Не из сострадания, конечно, и не из слабости. Они давно вымерзли. В Инглии? Ты медлишь, потому что понимаешь: ты так долго мечтал убить меня, но никогда не думал, что будет дальше. Какая тебе от этого выгода, со всей твоей стойкостью, хитростью и стараниями? За тобой будут охотиться. Тебя отправят обратно. А я могу предложить тебе нечто большее.
Испещренная шрамами, мрачная физиономия Реуса стала еще мрачнее.
— Что ты можешь мне дать? После всего, что было?
— О, ничего особенного. Я вдвое больше страдаю от боли и в десять раз больше от унижения, поднимаясь утром с постели. Человек вроде тебя был бы очень мне полезен. Ты доказал свою несгибаемость. Ты потерял все — все сомнения, всю жалость, весь страх. Мы оба потеряли все. Мы оба выжили. Я понимаю тебя, Реус, как никто не сможет тебя понять.
— Теперь меня зовут Пайк.
— Конечно. Позволь мне подняться, Пайк.
Нож медленно соскользнул с горла. Человек, который прежде был Салемом Реусом, стоял над ним и мрачно глядел вниз.
«Кто предскажет, какой поворот сделает судьба?»
— Ладно, вставай.
— Легче сказать, чем сделать.
Глокта сделал вдох, застонав от болезненного усилия, поднялся на четвереньки и перевернулся.
«Героическое достижение».
Он медленно вытянул руки и ноги, сморщившись, когда искалеченные суставы щелкнули.
«Ничего не сломано. Сверх обычного, во всяком случае».
Он протянул руку, взял рукоятку упавшей трости, пропустив ее между двумя пальцами, и подтянул к себе поверх разбросанных бумаг. Он почувствовал, как острие кинжала уперлось ему в спину.
— Не держи меня за дурака, Глокта. Если попытаешься…
Глокта схватился за край стола и потянулся вверх.
— Ты вырежешь мне печень и все такое. Не беспокойся. Я достаточно искалечен, чтобы не стремиться к новым увечьям. Хочу кое-что показать тебе. Я уверен, ты это оценишь. А если я не прав… перережешь мне горло чуть позднее.
Глокта, пошатываясь, открыл тяжелую
— Оставайтесь здесь, — бросил он двум практикам в приемной.
Он прохромал мимо мрачного секретаря за огромным столом. В широком коридоре, ведущем в самое сердце Допросного дома, Глокта заковылял быстрее, постукивая тростью о пол. Превозмогая боль, он откинул голову и сжал губы в твердую складку. Краем глаза он ви дел клерков, практиков, инквизиторов. Все кланялись и сторонились, давая пройти.
«Как они боятся меня. Больше, чем любой человек в Адуе, даже имеющий причины бояться. Как все меняется. И как все неизменно».
Его нога, шея, десны. Все это не изменилось.
«И никогда не изменится. Если меня снова не начнут пытать, конечно».
— Ты неплохо выглядишь, — бросил Глокта через плечо. — За исключением ожогов на лице, конечно. Ты похудел.
— Голод помогает.
— В самом деле, в самом деле. Я сбросил вес в Гуркхуле. И не только потому, что от меня отрезали куски. Сюда.
За поворотом они вошли в тяжелые двери, по обеим сторонам которых возвышались мрачные практики, затем — в раскрытые ворота из металлической решетки. Вступили в длинный коридор без окон, уходящий под уклон, освещенный редкими фонарями и заполненный тенями. Стены здесь были оштукатурены и побелены, хотя и давно. Все казалось ветхим, пахло сыростью.
Постукивание трости Глокты, его шумное дыхание, шелест белого плаща — все звуки поглощал холодный влажный воздух.
— Знаешь, если ты убьешь меня, ты не почувствуешь удовлетворения.
— Посмотрим.
— Я сомневаюсь. Твое небольшое путешествие на север устроил не я один. Да, я выполнил задание, но приказы отдавали другие.
— Они не были мне друзьями.
Глокта усмехнулся.
— О, ради бога! Человек притворяется, будто ему нравятся какие-то люди, чтобы сделать жизнь сносной, — это и называется «друзья». Люди вроде нас не имеют необходимости притворяться. О нас судят по нашим врагам.
«Вот они, мои враги».
Шестнадцать ступеней противостояли ему.
«Этот старый знакомый пролет. Гладкие камни, вытертые в середине».
— Ступени. Чертовы штуковины. Если бы мог подвергнуть пыткам одного человека, кого бы ты выбрал?
Лицо Пайка представляло собой сплошной ничего не выражающий шрам.
— Ладно. Не имеет значения.
Глокта с трудом добрался вниз и сделал несколько мучительных шагов по направлению к тяжелой деревянной двери, обитой железом.
— Мы на месте.
Глокта вытащил из кармана белого плаща связку ключей, нашел нужный, открыл дверь и вошел внутрь.