Последний дракон

Кобербёль Лине

Увидев меня, он поднялся:

— Дина! Все… все хорошо?

Вообще-то мне очень хотелось, чтоб он обнял меня. Мне казалось, будто я отчаянно в этом нуждалась. Но, по крайней мере, он больше не злился на меня. И огорчение, читавшееся в его темно-синих глазах, говорило об этом.

— Все неплохо, — ответила я. И это, пожалуй, было правдой. Во всяком случае, мне было куда лучше, чем несколько часов тому назад, и это при том, что страхи и печаль стали моими постоянными спутниками.

— Добро пожаловать! — произнес гельт, который тоже встал. — Мейре говорила, что ты была человеком не с одним

даром. Может, ты птица буревестник? Та, что предсказывает непогоду, но также показывает нам, что могут дуть и ветры перемены?

Он говорил красиво, но от всех его слов на душе у меня стало худо. Никакая я не птица буревестник. Я — девочка. И я не знала, что мне ответить. Неужто Мейре знала все это обо мне еще до встречи со мной? Тогда либо она была опытная пророчица, либо проболтался Нико.

Возможно, старик понял, что я нездорова, или попросту устал ждать ответа, который, похоже, так никогда и не получит.

— Мое имя Этлас, — сказал он. — В нынешнем году я — здешний хевдинг [16] .

— И в последнем году, и все прошлые годы, и за год до этого… — пробормотала Кармиан. — Они никогда других не выбирают.

Вид у него был не очень довольный, но Этлас все же предпочел улыбнуться.

— Правда истинная. Я хевдинг этого селения уже семнадцать лет. Но из-за этого не нужно думать, что тебя избрали раз и навсегда.

16

Хевдинг— вождь, предводитель (дат., уст.).

— Гельты выбирают своего хевдинга, — произнес Нико так, словно это крайне важно и крайне интересно. — Хевдингом не рождаются. Быть хевдингом по рождению невозможно.

Мне показалось, что слова Нико прозвучали как-то странно.

— Мое имя — Дина! — представилась я.

— Добро пожаловать, Дина! Ты голодна?

Я чуть было не сказала «нет», потому что мой живот ощущался лишь как холодный, тяжелый ком, который я повсюду таскала с собой. Но тут я почуяла запах жареной рыбы и в один миг чуть не померла от голода.

— Да! — ответила я. — Я и вправду голодна.

— Кармиан, не попросишь ли ты у Иммы немного еды на завтрак для нашей гостьи?

Я покосилась на Кармиан. Она наверняка не в восторге оттого, что ей придется прислуживать мне. Но она лишь кивнула и сделала, как он просил.

Мне пришло в голову, что здесь она переменилась. Не была такой воинственной. Перестала быть такой резкой.

Она исчезла за дверью, но… один лишь миг, и она вернулась с глиняным блюдом с какими-то печеными корнями и двумя мелкими жареными рыбками. Не было ни хлеба, ни каши, которые мы ели бы на завтрак дома, но была кружка теплого козьего молока. Кармиан поставила все это на длинный стол неподалеку от очага.

— Будь столь любезна, милостивая фрекен!

Мне не понравилось, что она меня так назвала. Но я ничего не сказала. Я села на скамью и съела все до крошки, кроме рыбных косточек.

Сперва я в самом деле не слышала, о чем тем временем толковали Нико с Этласом. Нико, ясное дело, спрашивал его, как происходили выборы хевдинга. Казалось,

будто это страшно его интересовало. Мне казалось это скучным. Но вот в разгар завтрака, после второй рыбки, меня осенило, почему Нико так это занимало. Он никогда не просил о том, чтобы стать сыном князя — владетеля замка. И если кто-то счел, что народу следует выбирать князей — владетелей замка, чтобы не жить с тем, кого случайно угораздило унаследовать княжеский трон… Да, одно ясно: Нико никогда по доброй воле не пойдет на такой выбор.

Этлас охотно отвечал на его вопросы, но были и другие вещи, о которых ему хотелось потолковать подробней. Что-то связанное с пеней и правами на рыбную ловлю, а также с правом на землю. Я понимала не все, но наверняка это было связано с чем-то отобранным магданами у гельтов.

— Но самое худшее — это дети, — молвил Этлас, и тут его голос зазвучал иначе, и это заставило меня прислушаться. Так говорила моя матушка, когда пускала в ход голос Пробуждающей Совесть. — Мы не можем и дальше жить в таком страхе. Как могут наши дети вырастать свободными и сильными людьми, когда нам приходится прятать их от людей Дракана, от драконариев. Шестерых мы уже потеряли в его так называемых драконьих школах… — Этлас почти выплюнул эти слова и продолжал: — А теперь мы не смеем дальше держать остальных здесь, в том краю, откуда они родом.

— Где же они тогда? — спросил Нико, и я увидела, как он выпрямился и сидел в напряжении, будто натянутая пружина.

Он думал о Наставниках рода Дракониса [17] , и не нужно быть пророчицей, чтобы это понять. Неужто Дракан начал творить то же самое, что его дед, отец его матери Князь Артос?

От одной мысли об этом по телу побежали мурашки.

— Я не скажу, где они, — твердо молвил Этлас. — Ни один гельт не выдаст этого тебе. Если кто-то найдет ребячье поселение и отнимет последнее, что у нас осталось, — какое будущее нам уготовано? Как нам жить тогда?

17

См.: Кобербёль Лине.Дар Змеи. СПб.: Азбука-классика, 2006.

— Но они в безопасности?

— Что такое безопасность? Дракан их еще не нашел. Больше я ничего сказать не могу.

Нико поднялся.

— Право на землю и право на рыбную ловлю! — сказал он. — Можешь получить мои слова на листе пергамента, но я не могу обещать, что сам останусь здесь, дабы отказаться от власти князя. Однако же дети… Этому надо положить конец! Клянусь, даже если это будет стоить мне жизни… он не будет больше отнимать ваших детей. Или каких-то детей вообще.

В доме для гостей воцарилась полная тишина. Кармиан, что сидела и с отсутствующим видом барабанила пальцами по колену, резко прекратила это занятие.

А я медленно отставила в сторону кружку с козьим молоком.

«Даже если это будет стоить мне жизни».

Я ничуть не сомневалась, что он так и думал. В последнее время Нико стал куда меньше ценить свою жизнь, чем следовало бы, — так мне казалось. А когда подумаешь о том, что творили с детьми Наставники… Пожалуй, я хорошо поняла его.