Последний дубль Декстера
Шрифт:
Хотя я не мог отделаться от мысли о том, что Дебора хоть капельку, но ревнует, я признавал ее правоту. И уж в любом случае мне не нравились дурацкие человеческие эмоции, которые пробуждала в моей душе Джекки. Поэтому я коротко, очень профессионально кивнул и вернулся к работе.
Впрочем, занимался я ею не слишком долго, поскольку вскоре услышал, как Винс поперхнулся.
– Ох, божетымой, – произнес он сдавленно. Я рассудил, что это восклицание вызвано не вернувшимся к нашей маленькой компании Робертом, поэтому оглянулся узнать, что именно произвело на в общем-то невозмутимого Винса такое
Винс со своим инвентарем к этому времени уже переместился с земли в собственно контейнер, чтобы внимательно осмотреть тело, но сейчас застыл как изваяние и не отрывал взгляда от трупа. Я почувствовал, как Пассажир во мне еще более оживился.
– Что там? – осведомился я, постаравшись не выдать интереса.
– Ох, проклятье! – пробормотал он. – Глазам своим не верю.
– Не веришь? Чему? – спросил я уже несколько раздраженно. Терпеть не могу, когда начинают ломать комедию вместо того, чтобы просто и прямо ответить на поставленный вопрос.
– Сперма, – ответил Винс, поворачиваясь ко мне с выражением предельного отвращения на лице. – У нее в глазнице сперма.
Я зажмурился. Должен признаться, это выходило за всякие рамки. Даже для меня.
– В глазнице? Ты уверен? – уточнил я, и эта произнесенная мною очевидная глупость нагляднее всего продемонстрировала, насколько я был потрясен.
– Совершенно уверен, – подтвердил он, возвращаясь к осмотру. – Именно она и именно в гребаной глазнице, из чего следует… Ох блин, проклятье!
Я обошел его и еще раз пригляделся к изуродованным останкам молодой женщины. Разумеется, она как была мертва, так и осталась. Винс немного повернул ее голову, и я увидел вторую половину ее лица. Хотя над ней потрудились не менее старательно, второй глаз остался цел. Он был широко открыт и смотрел прямо перед собой на ту невероятную смерть, что надвигалась на нее. Интересно, подумал я, что такого она сделала, дабы заслужить столь жуткую гибель? Не то чтобы я примкнул к хору голосов, оправдывающих садистов-насильников: «Это случилось с ней потому, что она вызывающе оделась…» – и так далее. Нет, я точно знал, что эта молодая женщина, кем бы она ни была и как бы ни поступала, не могла спровоцировать такое.
Однако всегда находится то, что жертва совершает совершенно неосознанно; нечто, пробуждающее Пассажира от сна и пересаживающее его из тени на водительское место. У каждого Монстра имеется собственная кнопка, приводящая в действие Жажду, и всякий раз эта кнопка срабатывает от разного.
И каждый Монстр реагирует на это по-своему, следуя программе, приносящей ему наибольшее удовлетворение, – серии ритуалов, имеющих смысл для него одного, и завершающихся тем, чем все обязано завершиться, каким бы безумным ни казалось это стороннему наблюдателю. И когда пресса и разгневанное общество в ужасе вопрошают: «Как кто-то был способен совершить такое?» – те немногие из нас, кто знает, могли бы только ответить с улыбкой: «А так». Этого не понять ни вам, ни кому-либо еще, да не нужно понимать. Достаточно того, что это приносит удовлетворение Мне, исполняет Мои сокровенные фантазии. Это, можно сказать, льготный билет
И все-таки – такое…
Я прекрасно понимаю, что у каждого из нас имеются сексуальные потребности, те или иные. Даже у тех из нас, кто принадлежит к Темному Братству. Возможно, это основная и неотъемлемая часть движущего человеком часового механизма. Часы тикают, подталкивая нас к сексу. Вот только стрелки у каждого из нас движутся с разной скоростью, а будильник срабатывает от разных пружин. Даже так, это находилось вне моего понимания. Я ни разу не видел ничего столь извращенного.
Сперма в глазнице. Чего в этом было больше, конкретного или метафорического? Что это вообще означало? Ведь определенный смысл имеется во всем. Во всем есть какая-то символика, пусть понятная всего одному – тому, кто это сделал. Сперма, оставленная на мертвом теле, встречается довольно часто, и то, на какой именно части тела ее нашли, всегда имеет очень большое значение. Значит, вполне вероятно, у убийцы особое отношение к зрению или визуальному восприятию – хотя, возможно, ничего серьезного: проблема с цветом глаз, или с контактными линзами, или ему просто не нравится, когда кто-то подмигивает.
И все же для человека, обладающего моими особыми навыками – я имею в виду профессиональными, – это какая-никакая, но зацепка, так что я обдумывал ее со всех сторон, занимаясь работой. К тому же эта история представляла для меня личный интерес. Да, и еще: в случае, если бы этим делом занялась Дебора, она бы наверняка потребовала каких-нибудь соображений от меня – в смысле, меня-извращенца. Поэтому я как следует все обдумал, и, хотя ничего особо толкового не надумал, это, по крайней мере, помогло скоротать время.
В общем, поскольку мы прибыли на место преступления довольно поздно, покинули мы его заметно позже окончания рабочего дня. Я упаковал собранные образцы, закинул сумку на плечо и собрался уходить. Чейз стоял у ленты ограждения и болтал с парой полицейских в штатском. Он явно больше не боролся с тошнотой; напротив, пребывал в обычном для него ореоле поклонения и восторга, так что полицейские внимали ему, разинув рты. Мне вовсе не хотелось нарушать подобную идиллию, поэтому я обошел их стороной.
Однако стоило мне поднырнуть под ленту, как Чейз пристроился рядом.
– Ну как, нашли что-нибудь? – поинтересовался он. – Это правда серийный маньяк?
Если честно, меня понемногу начинал раздражать его интерес к серийным убийцам. С какой, скажите, стати все уверены, что Майами переполнен убийцами? И еще Роберт говорил о них как о каких-то диковинах, уродах, свирепых недочеловеках, тогда как я-то знаю: никакие они не уроды. Это абсолютно нормальные люди. Ну, почти все время нормальные.