Последний фей
Шрифт:
По первому пункту блиц-плана шевалье уговаривать не надо было никого.
Даже если бы повар разрешил своему обжоре-приятелю приобщиться к кулинарным благам человечества, вряд ли он причинил бы припасам колдуна больший ущерб, чем четверо голодных, как сто рукоедов, людей. Сыр, колбаса, репа, хлеб, зелень, редиска – все пошло если не сразу в рот, то в карманы, за пазуху или в подол.
В считанные секунды недельные запасы Гавара уменьшились едва ли не в половину, и только тогда экспедиционный корпус, превратившийся в отряд фуражиров, вспомнил, зачем он здесь,
И где де Шене?
Дверь глухо скрипнула, заставляя застигнутых врасплох людей подскочить, роняя экспроприированное, и в кухню просунулась голова Люсьена.
– Дальше по коридору есть комната – чулан, наверное. Похоже, заброшенная, - торопливо заговорил он, пропал из виду, снова появился – бледный и взволнованный:
– Скорей туда! Кто-то идет!!!..
Девушки в сопровождении лесоруба метнулись в открытую рыцарем дверь. Агафон, с заполненными до отказа руками, подцепил носком сапога откинутую крышку опустошенного сундука, виртуозно принял ее на колено другой ноги – чтобы не хлопнула, поглядел, не обронено ли чего, зафутболил в развалы мебели две репы и полкруга копченой колбасы, и только потом со всей прыти рванул туда, куда указывал шевалье.
Де Шене успел заскочить в облюбованный чулан последним – и вовремя: из-за угла, вместе со светом факела, бормоча вполголоса что-то несвязно-сердитое, показался бугень. Тиская в зеленых гребнистых лапах нечто большое и, не исключено, когда-то белое, вошел он в кухню и пропал из виду.
– Захватим? – дрожащим от возбуждения и страха шепотом спросил Лесли и пригнулся, сжимая топор, готовый выскочить вслед зеленому монстру – и будь, что будет.
– Погоди. Если он пойдет с едой и один, я за ним лучше прослежу, - быстро отозвался рыцарь.
Лесли, скорее почувствовав, чем сообразив, что сказала бы сейчас принцесса, так же импульсивно бросил, вложив в еле слышный шепот оглушительную дозу презрения:
– Трусишь?
И тут же внутренне охнул, смутился и сжался от стыда и отвращения к себе, словно в ожидании заслуженной пощечины.
Оскорбить неплохого, в общем-то, парня, только потому, что так пожелала бы Изабелла?.. Даже не думая?.. Походя?.. Как она с ним, так и он – со всеми?.. Нате, получайте?..
Но…
Но я же не такой!!!..
Вернее, был не такой.
Еще позавчера утром.
Господи… что со мной… зачем это всё?.. отчего я согласился?.. что я делаю?
Каким я стал?!..
Было почти физически ощутимо, как в ответ на обиду шевалье напрягся, сжимая огрызок дубины, застыл на грани взрыва…
Но сдержался.
– Просто у него ума больше, чем кое у кого из здесь присутствующих, - как бы невзначай пробормотала Грета.
– Послушай… - набравшись духа, начало было Лесли, но принцесса сердито шикнула на спорщиков.
Дверной проем, озаренный смешанным оранжево-серым светом догорающего огня и разгорающегося утра, заполнился вдруг широкой тенью, и в коридор шагнула громадная мускулистая фигура, обмотанная вокруг талии той самой белой когда-то тканью, с корзиной в одной руке и с факелом – в другой.
–
В корзине, распространяя на все стороны запах фатально горелого мяса, лежал так и не снятый с вертела кус. Меж прутьев, ручками вниз, торчали три ложки, две из них, наверняка, вместо вилки и ножа. Слева от мяса лежало нечто напоминающее скомканную половую тряпку – салфетка, если следовать логике. Справа приткнулась литровая деревянная кружка с шарнирной крышкой. Что было налито в нее, оставалось только догадываться. Довершали сервировку три репы, эстетично и симметрично разложенные кверху хвостиками по краям корзины.
Сразу было видно, что Гавар заказал для своей пленницы обслуживание по высшему классу.
Не переставая ворчать и не оглядываясь по сторонам, кашевар ссутулился и широким сердитым шагом существа, которого помимо своих прямых обязанностей заставляют заниматься ерундой, направился в ту сторону, откуда появился несколько минут назад.
– Догоним? – неуверенно вопросил лесоруб у темного, звенящего нервным напряжением и дурными предчувствиями пространства чулана.
Де Шене выглянул настороженно, прислушался, затаив дыхание – никого. Сонную, чтобы не сказать, мертвую тишину замка нарушала лишь мерная поступь быстро удаляющегося бугня и его затихающее бормотание.
И не успел никто возразить, или предложить иной план, как де Шене выскользнул за дверь и неслышной тенью пропал во тьме погруженного в остатки ночи коридора.
Оставшимся в относительной безопасности заброшенного чулана людям не оставалось теперь ничего иного, как только сидеть, молчать и ждать[66].
Первая ласточка тревоги прилетела, как всегда, неожиданно: в дальнем конце коридора, в стороне, противоположной той, куда ушли кашевар и Люсьен, зародился и стал расти в громкости тяжелый топот нескольких пар ног и голоса – низкие, сиплые, грубые.
Бугни.
Они приближались к укрытию людей, оживленно обсуждая что-то, но отрывистые коверканные фразы то и дело тонули в звуке шагов, звоне пряжек, снаряжения и оружия.
Маленький отряд затаил дыхание, прижался к стенам и замер.
Грета взвесила в руке свой камень и взяла на прицел дверной проем.
Изабелла ухватила покрепче похищенную на кухне кочергу.
Лесли встал у двери с топором наперевес.
Агафон притаился с другой стороны от входа, взял наизготовку палочку, словно меч, и даже перестал жевать.
Дойдя до полуоткрытой двери их убежища, слуги Гавара остановились, обменялись настороженными восклицаниями и принялись принюхиваться.
– Мясо…
– Гореть…
– Опять…
– Гнусь…
– Горелое мясо хозяин есть!
– Я и говорить… Хозяин – а есть всякую гадость.
– Тебя не спросить!
– А жалко. Я бы ему сказать.
– Гдддр говорить, хозяин человека женщину привести. Еще ее горелым мясом кормить теперь, - прохрипел знакомый уже бас.
– Гдддр врать! Хозяин никуда не ходить, бугни никуда не ходить, как он человека женщину привести?