Последний год Пушкина. Карамзины, дуэль, гибель
Шрифт:
Возвышенно. Но в свете гибель Пушкина воспринимали примерно так: «Ссора длилась долго, и история ее очень сложная. Пушкин оставляет 4 детей, из которых старшему нет 5 лет! Литература также несет б[ольш] ую потерю. Когда его ревность вспыхнула в 1-й раз, он был совсем ошеломлен, узнав о своем сопернике, что вместо того, чтобы думать о его жене, он в течение года был влюблен в ее сестру, девицу Гончарову. Пушкин сказал,
Император в письме сестре Марии Павловне демонстрировал недоумение: «Вина (Дантеса – прим.) была в том, что он, в числе многих других, находил жену Пушкина прекрасной, при том что она была решительно ни в чем не виновата». Комментаторы, негативно настроенные по отношению к Николаю, трактуют эти слова как лицемерную попытку отвлечь внимание публики он собственного участия в амурном многоугольнике.
В официальных документах погибшего величали «титулярным советником и камер-юнкером 9-го класса», а литературные заслуги считались чем-то второстепенным, эдаким очаровательным увлечением. Но это уже выглядело анахронизмом. Многим современникам была очевидна великая роль Пушкина в развитии культуры, в истории русского языка, в народном самосознании. Чины и титулы не имеют значения, когда речь идёт о Пушкине.
Александр Никитенко – цензор, человек трезвого, прагматического ума, судил о Пушкине далеко не восторженно. Тем ценнее его дневниковые записи о том, в какой атмосфере проходило то зимнее прощание: «Похороны Пушкина. Это были действительно народные похороны. Все, что сколько-нибудь читает и мыслит в Петербурге, – все стеклось к церкви, где отпевали поэта… Тут же, по обыкновению, были и нелепейшие распоряжения. Народ обманули: сказали, что Пушкина будут отпевать в Исаакиевском соборе, – так было означено и на билетах, а между тем тело было из квартиры вынесено ночью, тайком, и поставлено в Конюшенной церкви. В университете получено строгое предписание, чтобы профессора не отлучались от своих кафедр и студенты присутствовали бы на лекциях».
В последние годы Пушкина всё сильнее влекла история. За месяц до его гибели в «Современнике» вышла в свет «Капитанская дочка» – повесть о временах Пугачёвского восстания. Несколько лет Пушкин работал над «Историей Петра I», которая так и осталась незавершенной. Он надеялся засесть за работу, переехав из суматошной столицы в Михайловское – семейные узы не отпускали. «В Пушкине есть верное понимание истории… принадлежностями ума его были: ясность, проницательность и трезвость. Он не писал бы картин по мерке и объёму рам, заранее изготовленных, как то часто делают новейшие историки для удобного вложения в них событий и лиц, предстоящих изображению», – полагал Вяземский. То есть, «лета к суровой прозе клонили» – и Пушкин становился не только первооткрывателем русской прозы, но и незаурядным историком.
Памятник на месте дуэли поэта на Чёрной речке
Последние строки поэта – всегда загадка. Пушкинским завещанием считается «Памятник». И верно. Это было продуманное послание потомкам, которое он сочинил в промозглые, кризисные дни, когда верить в себя было трудно. Ну, а самый последний поэтический набросок Пушкина не столь монументален:
Забыв и рощу, и свободу,НевольныйНо в этом немудрёном отрывке каждое слово – истинно пушкинское: светлая печаль, печальная ирония и – «живая песня» накануне гибели.
Постепенно к Пушкину стали относиться как к некоему божеству, одержимому творческими идеями. А современники – в том числе и младшие – нередко трактовали преддуэльную расстановку сил без пиетета перед гением. «Жалкая репетиция Онегина и Ленского, жалкий и слишком ранний конец. Причины к дуэли порядочной не было, и вызов Пушкина показывает, что его бедное сердце давно измучилось и что ему хотелось рискнуть жизнию, чтобы разом от нее отделаться или ее возобновить», – рассуждал начинающий мудрец Алексей Хомяков. Так в нашем расследовании возник суицидальный мотив картели.
Кроме ревности, есть в этой истории и другой мотив – творческий и финансовый кризис, в который вроде бы погружался Пушкин с 1835 года. Поэт потерял читательское расположение, во многом – вышел из моды. Он опережал время, лучшие его произведения (например, трагедия «Борис Годунов») остались, по большому счету, непонятыми. Многое не удавалось опубликовать из-за «богомольной важной дуры, слишком чопорной цензуры». Вдохновение слетало к нему реже, чем в первой молодости, зато всё написанное в последние годы – сплошь шедевры.
К концу жизни Пушкин тонул в баснословных долгах. Тираж «Истории Пугачёвского бунта» раскупали крайне медленно. А Пушкин в надежде на читательский успех не только получил для этого предприятия казенный займ, но и вложил собственные средства. По оценке «Опеки над детьми и имуществом Пушкина», он остался должен казне 43 333 рублей, а частным лицам – 92 500. Служебное жалование поэта составляло 5 тысяч рублей в год, на оплату квартиры на Мойке уходило 4 с половиной тысячи… Правда, «казённый» долг можно было воспринимать как своего рода субсидию, которую царь предоставлял своему историографу. Но подводить приятелей Пушкин не собирался и к частным долгам относился серьезно.
Можно ли назвать такое положение дел тупиковым? Во-первых, в те времена в долг жили многие – по меньшей мере, десятки столичных семей и повес из числа самых знатных. Во-вторых, у Пушкина оставались возможности, чтобы поправить дела. И дело не только в имениях. Вскоре после гибели поэта вышло в свет первое его многотомное собрание сочинений. Тираж – 13 000. К осени 1838 года подписка принесла 262 000 рублей дохода. Эта сумма значительно превышает все долги поэта. Вот вам и банкрот. И всё-таки, многие исследователи называют отчаяние Пушкина скрытой причиной дуэли…
Самую сдержанную и уклончивую версию последних месяцев жизни Пушкина набросал его первый биограф – Павел Анненков. Его труд – основа всей биографической пушкинистики. В начале 1850-х Анненков составил «Материалы к биографии А.С.Пушкина», изучил рукописи, переписку, архивы прессы, воспоминания, которые собирал по крупицам. О дуэли и гибели Пушкина написал бегло и туманно, в духе сентиментальных повестей. «Энергия, неутомимость и сосредоточенный в себе гнев, с какими выступил он против первых легкомысленных проявлений злоречия, уже предвещали неминуемую катастрофу. С ходом всего дела Пушкин воспламенялся все более и, наконец, ослепленный гневом и негодованием, сделался жертвой столько же чужого легкомыслия, сколько и своего огненного, неукротимого характера». Никаких фактов, версий. Даже старшего Геккерена Анненков не решился упомянуть. Судя по переписке с Иваном Тургеневым, Анненкову хотелось, по крайней мере, заклеймить позором светское общество, но он не решился на такое и через два десятилетия после событий не решился. Получилось куце. Просто – погиб поэт. А был ли он невольником чести – непонятно. А ведь Анненков записал воспоминания Соллогуба, который, будучи непосредственным участником событий, рассказывал о самых разных кривотолках, сопровождавших дуэль Пушкина, о тайных пружинах.