Последний характерник
Шрифт:
Предложение хозяина было разумным, да у друзей и не было другого варианта поведения. Конечно, можно было присоединиться к посполитому рушению в качестве волонтеров, а потом перейти на сторону казаков. Не будь с ними такого количества золота, можно было бы так и поступить, от услуг двух таких воинов, как Серко и Верныдуб, никто бы не отказался. Но трезво рассудив, они решили все же остаться в Варшаве и дождаться развязки грядущего военного конфликта.
Глава вторая
Варшавское «сидение»
Основание Варшавы относят к ХIII веку, когда вокруг замка князей Мазовецких был насыпан земляной вал, а возле него образовалась слобода.
Но не только этими столичными достопримечательностями любовались друзья за время вынужденного пребывания в столице. Большое впечатление произвел на них Дворец Казановских, расположенный неподалеку от Дворцовой площади, белоснежный Бельведерский дворец с видом, открывающимся из его окон, побывали они у Барбакана, восхищаясь грозными обводами средневековой башни, но особенно любили прогуливаться по Краковскому предместью — центральной улице города, берущей свое начало у Замковой площади неподалеку от костела св. Анны и переходящую затем в Королевский Тракт, ведущий на юг к Кракову.
Конечно, немного европейских столиц того времени могли состязаться с Варшавой в архитектурном отношении, не говоря уже о южнорусских городах, в которых приходилось бывать Серко и Верныдубу. Но казаки понимали, что эта роскошь и великолепие — заслуга не столько гения архитекторов, сколько простого польского народа, которого магнаты и королевская власть обдирают, как липку, и за его счет создают эти чудеса архитектуры.
Дни шли за днями, уже подходил к концу август, а новостей о событиях на южных границах Малой Польши не поступало. За это время друзья завели немало знакомств среди местных шляхтичей, проводя вместе время за кубком венгерского вина или медовухи, но, кроме того, что посполитое рушение сосредотачивается в районе Староконстантива, ничего толком выяснить не удалось. Говорили, что на соединение с региментарями двинулся и воевода русский князь Вишневецкий со своими хоругвями, но так оно или нет, достоверно никто не знал. Многие вообще считали, что князь, обиженный на сейм за то, что его не назначили коронным гетманом, будет сохранять нейтралитет.
— Что же нам тут до зимы сидеть? — не выдержал однажды Остап. — Они там могут еще и месяц, и два не начинать генерального сражения. Ляхам, оно, конечно, выгодно. В октябре элекционный сейм соберется, выберут нового короля. Но Хмель почему медлит? Он — то, чего ждет?
— Думаю, — помолчав, ответил Серко, — Хмель поджидает татар. Без них он не хочет рисковать и начинать сражение. По слухам же, перекопский мурза Тугай — бей, благодаря которому казаки одержали победы под Корсунем и при Желтых Водах, угнал полон в Крым. Вот, видимо, Хмель и ждет его возвращения.
Серко был прав, Хмельницкий действительно ждал крымцев, только в этот раз хан Ислам-Гирей обещал прислать ему в помощь не Тугай-бея, а другой чамбул из 4000 татар во главе с Карачи-мурзой. Из Чигирина запорожский гетман выступил 30 августа, узнав, что его послы в Варшаве, якобы посажены на кол. Информация эта была ложной, казацкую депутацию никто не трогал,
Всего польского войска насчитывалось порядка 36 000, однако шляхтичи воинственностью не отличались. Десятилетие мирной жизни развратило великопольских дворян, погрязших в безделии и роскоши. Большую часть времени они проводили в веселых застольях, пышных пирах и на охоте, а военного опыта практически не имели. Многие поляки отправились на войну со своей челядью, с бочками венгерского вина, старого меда, пива. В огромном обозе паны везли даже кровати со всеми постельными принадлежностями, картины, драгоценную утварь. Пиры следовали один за другим, все стремились перещеголять друг друга богатством своего убранства, пышностью застолий. О предстоящем сражении думали мало.
Отдельно, в нескольких километрах от основного польского стана разбил свой лагерь князь Иеремия. Он, хотя и выступил вместе с ополчением в поход, но под начало к региментарям не пошел, а остановился со своим, получившим пополнение, восьмитысячным войском отдельно. В его лагере не было слышно пьяных криков, все хоругви стояли в полной готовности к бою. Княжеские солдаты в кирасах и панцирях, все сплошь бывалые, испытанные в сражениях воины, не разделяли веселья основного войска, так как на собственном опыте испытали казацкую силу в недавних июньских боях с Кривоносом под Махновкой и Староконстантиновым.
Между тем, запорожский гетман, став укрепленным табором, не торопился начинать сражение. Он, ожидая прибытие татарского чамбула, проводил рекогносцировку местности, а также внимательно наблюдал за лагерем Вишневецкого, откуда опасался реальной угрозы. В первый же день казакам удалось захватить господство над греблей, которая разделяла оба войска и укрепиться на ней.
Днем 20 сентября произошла небольшая стычка, закончившаяся победой поляков. На второй день сражение продолжилось, но уже с перевесом казаков, а вечером в их стане началось ликование в связи с прибытием татар во главе с Карачи-Мурзой. Захваченные поляками в плен казаки дали под пытками показания о том, что к Хмельницкому якобы подошла орда из 40 000 татар, десятикратно преувеличив их действительную численность. Получив такие сведения, предводители ополчения вечером 22 сентября собрались на совет и решили отступать. К утру 23 сентября по польскому лагерю разнеслась весть, что вожди покинули войско, и в это время началось наступление казаков. Два польских полка были уничтожены, а остальные в панике и неразберихе обратились в бегство. Вишневецкий, не присутствовавший на совете, пытался остановить бегущих, но затем и сам отвел свое войско, сначала к Збаражу, а позднее во Львов. Решающая роль в Пилявецком сражении принадлежала Максиму Кривоносу, который со своими полками нанес по польскому лагерю удар с фланга, внеся сумятицу в ряды шляхтичей.
Победителям досталась огромная добыча: сто двадцать тысяч возов с запряженными в них лошадьми, огромное количество оружия и доспехов, серебряная и золотая посуда, всевозможная утварь, собольи шубы, персидские ткани, неисчерпаемые запасы спиртного и продовольствия. На всей территории от Староконстантинова и Острога, которые вновь были заняты казацким войском, до самого Львова не осталось ни одного польского гарнизона или воинского подразделения, все они спешили найти спасение в бегстве. У ног Хмельницкого лежала поверженная в прах гордая Речь Посполитая, оставшаяся не только без короля, но и без вооруженных сил, способных противостоять могучему натиску казацких полков.