Последний игрок судьбы
Шрифт:
Как только его голова коснулась пола, с ней стали происходить стремительные и жуткие превращения. Она уменьшалась на глазах, слышно было, как трещат, сжимаясь, лобные кости. Густые черные волосы выпадали клочьями, кожа сморщилась и потемнела, какая-то бурая жидкость текла из ушей… И все это длилось не более трех вздохов — вместо человека на полу корчился, затихая, мелкоголовый брагон.
— Теперь моя очередь, — шепнул Конану старый наставник донны Эстразы. — Потом он снова возьмется за тебя. Не поддавайся, Амра, спаси
Он протянул киммерийцу небольшой полотняный мешочек.
— Здесь Зерна Плакабы, они очень твердые, но ты сможешь их раскусить… Мне они не помогут, я слишком стар. Прощай.
— Не поминай зла, — сказал варвар и сам удивился своим словам.
Гратакс развернулся в воздухе и уставился на старика. Тот поднялся и пошел к алтарю на подгибающихся ногах. Не дойдя совсем немного, вдруг опустился на колени и простер к алтарю руки.
— О, Митра, — услышал киммериец его прерывающийся голос, — я иду к Тебе, Податель Жизни!
Потом Карастамос прикрыл ладонью глаза и воскликнул:
— Свет, какой свет!
В голосе старика звучало непонятное торжество. Он мягко упал вперед, ткнулся лицом в земляной пол и больше не двигался.
Джакопо, вернее тот, в кого обратился зингарец, поднялся, подошел к телу старого наставника, ухватил за шиворот и поволок к двери за алтарем.
Он еще не успел скрыться, когда варвар смог, наконец, встать на ноги. Жуткие глазницы Гратакса снова были обращены в его сторону. Киммериец сунул в рот прозрачные зернышки, оставленные Карастамосом, попробовал раскусить, не смог и вытащил меч.
— Давай, — сказал он черепу, — попробуй меня взять, ублюдок.
Над алтарем полыхнуло. Гратакс исчез — вместо него на камне, скрестив ноги по-турански, сидел худой жилистый человек в белой чалме.
— Узнал? — спросил он насмешливо. — Говорил я тебе, что еще свидимся. Подойди ближе, поболтаем.
Только тут Конан узнал Али, Красного Брата с Барахских островов, которого собственной рукой отправил в Колодец Смерти.
— Ты? — выдохнул киммериец.
— Я. Опусти меч, не станешь же ты убивать меня во второй раз.
— А где… Гратакс?
— Я и есть Гратакс. Вернее, он взял мою душу, и я стал его частью, сохранив в то же время индивидуальность. Это слишком сложно для твоих варварских мозгов, но уж придется поверить на слово. Да опусти ты свой меч, я теперь бессмертен…
— Тогда зачем явился? Отомстить?
Али разразился гулким хохотом.
— Мстить?! У тебя мания величия. Кто ты для меня? Ничтожный червь, пресмыкающийся во прахе. Дуну — и рассыплешься.
Конану вдруг стало смешно. Он перекатил языком Зерна Плакабы за щеку и оскалил зубы.
— Ну, давай, — сказал, — поглядим, что ты умеешь. Может, только губами двигать бесплотными.
Али насупился.
— Не торопись, успеешь к Нергалу. У меня есть другое предложение. Присоединяйся ко мне. Гратакс возьмет тебя,
Конан презрительно сплюнул.
— Предлагаешь стать призраком? Что толку смотреть на чужие забавы, когда сам бесплотен?
— Вот тут ты ошибаешься, северянин, — просиял Али. — Сразу видно, что ничему никогда не учился. Мое тонкое тело при определенных условиях может обретать некое подобие плоти. И наслаждения, кои сия плоть вкушает, намного превосходят все, тебе ведомое. Отбрось сомнения и иди к нам. Мы сможем меняться оболочками и даже пребывать в одной и той же разом. Твоя сила, мой ум — можно славно повеселиться.
Конан почувствовал, как тошнота подступает к горлу.
— Мы станем всесильны, — вещал дальше призрак Али, — и так будет вечно. Здесь, на Острове Брагонов, обретем мы покой и блаженство. В объятиях прекрасной царицы Оммы… Кстати, она принимает ужасный облик лишь под лучами солнца, а в темноте юна и обольстительна. Да ты ее видел, там, в подвале, ее прекрасные руки держали изумрудную змейку. О, я уже представляю наши утехи в широкой постели: твоя неутомимость, мой опыт в любовных играх…
Конан прыгнул, стараясь достать туранца мечом. Упругая сила бросила его назад, он едва устоял на ногах.
Али снова захохотал.
— Какой резвый! Молодой, сильный — лакомый кусок для непобедимого Гратакса. Только помысли, ничтожный, молодость быстро проходит. Что ждет тебя? Невзгоды, новые раны, предательства, палачи в застенках… Если выживешь — старость, когда мускулы твои ослабеют, глаза утратят блеск, а чувства остроту. Ты станешь равнодушен к женщинам и вину, и только блеск золота будет рождать в сердце бессильное желание купить безвозвратно утерянные блага жизни. Потом — вечные скитания по Серым Равнинам… Подумай. Еще есть время. Тебе все равно не выйти отсюда: Илл'зо никогда не допустит, чтобы царица Омма Фа разделила с мужчиной власть над островом. Жрец обманул вас и никогда не выпустит из Лабиринта.
— А что станет с Лабардо и… зингаркой?
— Что станет? Неужели тебе не все равно?
Конан молчал. Меч его был бесполезной игрушкой, сила — никчемной, храбрость — обузой. Он яростно сжал зубы… и почувствовал, как треснуло, раскалываясь, прозрачное зернышко.
Горячая волна ударила в голову. Мгла отступила, все стало отчетливым и ясным. Сквозь призрачную плоть Али он увидел иное существо — жуткое, беспрестанно меняющее очертания, усеянное тысячами маленьких злобных глаз.
Он ринулся вперед, уже понимая, что неведомая сила древнего божества не сможет ему помешать, и погрузил клинок в отвратительное тело, еще и еще…