Последний из могикан
Шрифт:
Благодаря всем этим неоспоримым доказательствам опытный житель лесов дошел до истины почти с такой уверенностью и точностью, словно сам был свидетелем этих событий. Путники, ободренные этими заверениями и удовлетворенные такими ясными и в то же время простыми доводами, присели, чтобы наскоро поесть, и затем отправились дальше.
Разведчик бросил взгляд на солнце, которое уже садилось, и пошел вперед с быстротой, заставившей Хейворда и Мунро напрячь все силы. Теперь их дорога шла лощиной, о которой уже говорилось раньше. Движение преследователей было уверенное, так как тут гуроны даже не пробовали скрывать свои следы. Однако менее чем через час Соколиный Глаз значительно сбавил шаг; он то и дело поглядывал то в одну, то в другую сторону, как будто чувствовал приближающуюся опасность. Наконец он остановился, поджидая остальных.
– Я чую гуронов, — сказал
Индейцы, ничего не ответив, отправились каждый в свою сторону, а Соколиный Глаз с обоими джентльменами пошел осторожно вперед. Хейворд вскоре присоединился к проводнику; он горел желанием поскорее взглянуть на врагов. Разведчик велел ему пробраться к опушке леса и дожидаться там его прихода, так как он хотел исследовать некоторые подозрительные признаки в стороне. Дункан повиновался и вскоре очутился на таком месте, откуда перед ним открылось совершенно новое для него зрелище.
Деревья были срублены на пространстве многих акров, и мягкий летний вечерний свет падал на расчищенную поляну. В недалеком расстоянии от места, где стоял Дункан, поток образовал маленькое озеро, покрывавшее почти всю низменность от горы до горы. Вода вытекала из этого обширного бассейна водопадом так правильно и тихо, что каскад казался скорее произведением рук человека, чем созданием природы. Около сотни построек из глины стояло на краю озера и даже в воде его, как будто озеро вышло из своих обычных берегов. Их круглые кровли, хорошо защищавшие от дурной погоды, показывали, что на устройство этих хижин было положено много труда и стараний — больше, чем обычно тратят туземцы на постройку своих жилищ. Короче сказать, вся деревня — или город, как бы ни называлось это поселение — имела опрятный вид и, казалось, была выстроена по определенному плану, что не соответствует, по мнению белых людей, обычаям индейцев. Но поселение казалось пустынным. По крайней мере, так думал Дункан в продолжение нескольких минут; наконец ему показалось, что он видит несколько человеческих фигур, приближающихся к нему на четвереньках; очевидно, они тащили тяжелое и, как вскоре со страхом заметил Дункан, страшное орудие. В ту же минуту несколько темных голов выглянуло из хижин, и поляна внезапно ожила, наполнилась существами, которые, однако, проскальзывали от одного прикрытия к другому так быстро, что невозможно было разглядеть ни их действий, ни их самих. Хейворд, встревоженный этими подозрительными и необъяснимыми движениями, только что хотел дать условный сигнал — закаркать вороном, — как вдруг шорох листьев вблизи заставил его оглянуться в другую сторону.
Юноша вздрогнул и отступил на несколько шагов, увидя в нескольких сотнях ярдов какого-то незнакомого индейца. Но он сейчас же опомнился и, вместо того чтобы дать сигнал, остался на месте, внимательно следя за движениями незнакомца.
Еще мгновение, и Дункан убедился, что присутствие его не открыто. Туземец, подобно ему, очевидно рассматривал низкие строения поселка и бесшумные движения его жителей. Сквозь грубо разрисованную маску невозможно было рассмотреть выражение лица дикаря, но Дункану оно все же показалось скорее печальным, чем свирепым. Голова его была, по обыкновению индейцев, острижена, за исключением клочка волос на макушке; в волосах свободно висели три-четыре соколиных пера. Изорванный ситцевый плащ прикрывал его тело; нижняя одежда состояла из обыкновенной рубашки, рукава которой заменяли туземцу штаны. Ноги его были голы и страшно изранены терновником. Ступни их были прикрыты мокасинами из хорошей оленьей кожи. Общий вид дикаря был печален и жалок.
Дункан продолжал с любопытством рассматривать своего соседа, когда к нему тихо и осторожно подошел разведчик.
– Вы видите, мы дошли до их поселка, — шепнул молодой человек. — А вот тут и дикарь, который, верно, помешает нам пробраться дальше.
Разведчик вздрогнул и чуть не выронил ружье, когда Дункан указал ему пальцем на незнакомца. Потом он опустил дуло и вытянул свою длинную шею, разглядывая дикаря.
– Этот негодяй не из гуронов, — сказал он, — и не принадлежит ни
– У него, по-видимому, нет оружия, да и вообще он, кажется, не имеет дурных намерений. Если только он не даст сигнала своим приятелям, которые, как вы видите, вертятся у воды, нам нечего его бояться.
Разведчик повернулся к Хейворду и смотрел на него несколько времени с нескрываемым удивлением. Потом он широко раскрыл рот и разразился неудержимым беззвучным смехом, к которому его приучила привычка находиться постоянно в опасности.
– Приятели, которые вертятся у воды! — повторил он и прибавил: — Вот оно что значит учиться в школах и жить в городах! Но у этого парня ноги длинные, и ему нельзя доверять. Держите его на прицеле, а я подберусь к нему сзади сквозь кусты и возьму живьем. Не стреляйте ни в коем случае.
Соколиный Глаз уже наполовину скрылся в чаще, когда Хейворд вдруг протянул руку, чтобы остановить его, и сказал:
– А могу я выстрелить, если увижу, что вы в опасности?
Соколиный Глаз смотрел на него несколько времени, как будто не зная, как понять его вопрос, потом покачал головой и ответил, смеясь по-прежнему неслышным смехом:
– Стреляйте хоть за целый взвод, майор.
В следующее мгновение он скрылся среди листьев. Дункан провел несколько минут в лихорадочном ожидании, прежде чем снова увидел разведчика. Он полз теперь по земле позади дикаря, которого он наметил взять в плен. На расстоянии нескольких футов от незнакомца он поднялся на ноги медленно и беззвучно. В эту минуту раздалось несколько громких ударов по воде. Дункан обернулся как раз вовремя, чтоб увидеть, как сотня темных фигур сразу бросилась в взволновавшуюся воду. Он снова схватил ружье и перевел взгляд на стоявшего вблизи него индейца. Ничего не подозревавший дикарь нисколько не испугался и, вытянув шею, казалось смотрел на озеро с тупым любопытством. В это мгновение над ним поднялась рука Соколиного Глаза; но вдруг она опустилась без всякой видимой причины, и владелец ее разразился новым припадком смеха. Когда закончился этот взрыв неудержимого смеха, Соколиный Глаз, вместо того чтобы схватить за горло свою жертву, слегка ударил его по плечу и громко крикнул:
– Это что, мой друг? Уж не собираетесь ли вы учить псалмопению бобров?
– Вот именно, — последовал быстрый ответ.
Глава XXII
Читатель может скорее представить себе изумление Хейворда, чем мы описать его. Его крадущиеся индейцы внезапно превратились в четвероногих животных; озеро — в пруд бобров; водопад — в плотину, устроенную этими трудолюбивыми и умными животными, а неведомый враг — в испытанного друга, Давида Гамута, учителя псалмопения. Присутствие его возбудило столько неожиданных надежд насчет участи обеих сестер, что молодой человек выскочил из засады и подбежал к двум главным действующим лицам этой сцены.
Взрыв веселья Соколиного Глаза улёгся не скоро. Грубо, без всякой церемонии он вертел Гамута во все стороны и несколько раз повторял, что гуроны отличились при выборе для него костюма. Потом он схватил руку кроткого Давида, пожал так сильно, что у того показались слезы на глазах, и пожелал ему успеха в его новом деле.
– Вы только что собирались поупражнять вашу глотку среди бобров, не правда ли? — спросил он. — Хитрые дьяволы уже несколько знакомы с этим делом, потому что отбивают такт хвостами, как вы сами слышали сейчас. Я знал людей, умевших читать и писать, которые были гораздо глупее старого, опытного бобра; но что касается голоса, то они родились немыми! А как вам нравится вот такая песня?
Давид закрыл свои уши, и даже Хейворд, который был предупрежден заранее, взглянул вверх, ища птицы, когда в воздухе раздалось карканье ворона.
– Видите, — сказал со смехом разведчик, указывая на остальных путников, которые появились вдали, как только раздался сигнал, — вот эта музыка имеет свои несомненные достоинства: она дает мне два хороших ружья, не говоря уже о ножах и томагавках. Но мы видим, что вы в безопасности; расскажите же, что сталось с молодыми девушками?
– Они в плену у язычника, — сказал Давид, — и, хотя сильно удручены духом, наслаждаются удобством и безопасностью.