Последний из могикан
Шрифт:
– Довольно, — сказал старший индеец, взглянув в сторону заходящего солнца. — Мы прогоним их из леса, как оленей... Соколиный Глаз, закусим сегодня, а завтра покажем макуасам, что мы не трусливые женщины.
– Я согласен. Но для того чтобы разбить ирокезов, прежде всего нужно отыскать, где прячутся эти хитрые плуты, а чтобы поесть, нужно найти дичину... Да вот она тут как тут! Посмотри-ка, вон самый крупный олень, какого я встречал в течение нынешнего лета! Видишь, он бродит внизу в кустах? Послушай, Ункас, — продолжал разведчик, понизив свой голос до шепота и смеясь беззвучным смехом человека, привыкшего к осторожности, — я готов прозакладывать
– Не может быть! — ответил молодой индеец и с юношеской пылкостью вскочил с места. — Ведь над кустами видны только его рога, даже только их кончики.
– О, мальчик, — усмехнувшись, сказал Соколиный Глаз, — неужели ты думаешь, что, видя часть животного, охотник не в силах сказать, где должно быть все его тело?
Он прицелился и уже собирался показать свое искусство, которым так гордился, как вдруг Чингачгук ударил рукой по его винтовке и сказал:
– Ты, верно, хочешь сразиться с макуасами, Соколиный Глаз?
– Эти индейцы точно чутьем узнают, что кроется в чаще, — произнес охотник, опуская ружье и поворачиваясь к Чингачгуку, как бы признавая свою ошибку. — Ну что делать! Предоставляю тебе, Ункас, убить оленя стрелой, не то, пожалуй, мы действительно свалим животное для этих воров-ирокезов...
Чингачгук одобрил предложение белого, выразительно указав рукой в сторону оленя. Ункас, осторожно пригибаясь к земле, стал подходить к оленю. Когда молодой могикан очутился всего в нескольких ярдах [8] от кустов и зарослей трав, он бесшумно приложил к тетиве стрелу. Рога шевельнулись; казалось, их обладатель почувствовал в воздухе близость опасности. Еще секунда, и тетива зазвенела. Стрела блеснула в воздухе. Раненое животное выскочило из ветвей и нагнуло голову, грозя нанести удар скрытому врагу. Ункас ловко отшатнулся от взбешенного оленя и быстро пронзил его шею ножом. Олень прыгнул к берегу реки и упал, окрашивая своей кровью воду.
8
Ярд—мера длины, равная 0,91 метра.
– Дело сделано с ловкостью индейца, — сказал Соколиный Глаз, беззвучно смеясь. — Приятно смотреть на эту картину! Но все же стрела хороша лишь на близком расстоянии, и в помощь ей нужен нож.
– Га! — произнес его собеседник и быстро повернулся, точно собака, почуявшая дичь.
– Клянусь богом, кажется, сюда идет целое стадо, — заметил Соколиный Глаз, и его глаза заблестели. — Если олени подойдут на расстояние ружейного выстрела, я все-таки пущу в них пулю-другую, хотя бы весь союз шести племен услышал грохот ружья. Что ты слышишь, Чингачгук? Для моего слуха лесные чащи молчат.
– Вблизи только один олень, да и тот убит, — сказал индеец и наклонился так низко, что его ухо почти прикоснулось к земле. — Но я слышу звуки шагов.
– Может быть, волки гнали этого оленя и теперь бегут по его следам?
– Нет. Приближаются кони белых, — ответил Чингачгук, горделиво выпрямился и принял прежнюю позу. — Соколиный Глаз, это твои братья. Поговори с ними.
– Хорошо. Я обращусь к ним с такой английской речью, что самому английскому королю не было бы стыдно ответить мне, — сказал охотник на том языке, чистотой которого хвалился. — Но я ничего не вижу и не слышу: ни
Глава IV
Едва разведчик замолчал, как показался первый всадник небольшого отряда.
Через полянку бежала одна из тех извилистых тропинок, которые протаптывают олени на своем пути к водопою; она упиралась в речку подле того места, где отдыхали белый охотник и его краснокожие товарищи. По тропинке медленно двигались путешественники, появление которых в глубине этих непроходимых лесов казалось весьма странным. Соколиный Глаз сделал навстречу им несколько шагов.
– Кто вы? — спросил разведчик, как бы нечаянно подняв левой рукой винтовку и приложив указательный палец правой к курку; в то же время он старался, чтобы в этом движении не было угрозы.
– Друзья закона и короля, — ответил всадник, ехавший впереди остальных. — С восхода солнца мы едем в тени этого леса и жестоко измучены усталостью...
– Значит, вы заблудились? — прервал его Соколиный Глаз.
– Вот именно. Не знаете ли вы, как далеко отсюда до королевского форта Уильям-Генри?
– О! — воскликнул белый охотник и расхохотался, но быстро подавил неосторожный громкий смех, опасаясь привлечь внимание врагов. — Вы потеряли дорогу, как собака теряет след оленя, когда между нею и зверем расстилается озеро Горикан. Уильям-Генри!.. Боже мой! Если вы друзья короля и у вас есть дела до королевской армии, лучше поезжайте по течению реки к форту Эдуард и скажите о том, что вам нужно, Вэббу, который сидит в этой крепости, вместо того чтобы пробиться в теснины и прогнать дерзкого француза в его берлогу за Шампленом.
Путник ничего не ответил на это странное предложение, потому что другой всадник выехал из рощи и, обогнав его, сказал, обращаясь к охотнику:
– Из того места, куда вы теперь советуете нам отправиться, мы выехали сегодня утром.
– Значит, вы раньше потеряли зрение, а потом уже заблудились, потому что дорога через волок шириной по крайней мере в две сажени — пошире, пожалуй, чем лондонское шоссе.
– Мы не будем оспаривать достоинства военной дороги — с улыбкой возразил Хейворд.— Полагаю, в настоящую минуту достаточно сказать вам, что мы доверились проводнику-индейцу, который обещал провести нас ближайшей, хотя и очень глухой тропинкой. Но, оказалось, он плохо знал ее, и теперь мы не понимаем, где очутились.
– Индеец, заблудившийся в лесу? — сказал охотник и с сомнением покачал головой. — Он заблудился в такое время, когда солнце жжет вершины деревьев, а ручьи полны до краев, когда мох каждой березы может сказать, в какой стороне неба загорится вечером северная звезда? Леса полны оленьих троп, и все эти тропы направляются или к рекам, или к соляным ямам — словом, к пунктам, известным каждому. Кроме того, и гуси не все еще улетели к канадским водам. Странно, необыкновенно странно, что индеец заблудился между Гориканом и излучиной реки. Не могаук ли он?