Последний из могикан
Шрифт:
– Бедный малый! Вы действительно были на волосок от смерти. Но встаньте, идите за мной. Я отведу вас в такое место, где вы не услышите других звуков, кроме псалмопений.
– В шуме водопада звучит мелодия, и журчанье вод сладко, — сказал Давид, прижав руку к своей полной смятения голове. — Только не звучат ли в воздухе взвизгивания и такие вопли, что кажется, будто души осужденных...
– Нет, нет, — нетерпеливо прервал его Хейворд,— крики смолкли. Все тихо и спокойно, кроме воды... Итак, идите туда, где вы можете спокойно распевать песни, которые вы так любите.
Давид печально улыбнулся, но при упоминании
– Мне не по душе правило туземцев, которое принуждает их покоряться несчастью без борьбы, — сказал Дункан, продолжая укладывать ветви. — Наше правило: «Пока не иссякла жизнь — не исчезла надежда» — гораздо утешительнее и более отвечает характеру воина. Вас, Кора, я не стану утешать, у вас достаточно мужества. Но не можете ли вы осушить слезы бедняжки, которая, дрожа, прижимается к вашей груди?
– Я стала спокойнее, Дункан, — отвечала Алиса, отстраняясь от сестры и стараясь, несмотря на слезы, казаться твердой, — гораздо спокойнее. Конечно, здесь, в этой закрытой пещере, мы в безопасности: нас не найдут, нам не сделают зла, и мы можем надеяться на помощь смелых людей, которые ради нас уже подвергались страшным опасностям.
– Вот теперь и наша кроткая Алиса говорит, как подобает дочери Мунро, — сказал Хейворд и, подходя к внешнему входу в пещеру, остановился, чтобы пожать ей руку.
Дункан сел посередине пещеры и судорожно сжал уцелевший пистолет; суровые глаза майора говорили о его мрачном отчаянии.
– Если сюда и придут гуроны, они займут эту позицию не так-то просто,— пробормотал он и, прислонив голову к скале, стал терпеливо ждать дальнейших событий, не спуская взгляда со входа в грот.
Когда замолк звук его голоса, наступила продолжительная, глубокая, почти мертвая тишина. Свежий утренний воздух проникал в пещеру. Минута проходила за минутой, ничто не нарушало покоя; в души ожидавших помощи закралось чувство надежды.
Один Давид не разделял общего волнения. Он сидел безучастно. Луч, заглянувший в отверстие пещеры, осветил его бессмысленное лицо и упал на страницы томика, который певец стал снова перелистывать, точно отыскивая там песнь, наиболее подходящую к этой минуте. Скоро старания Гамута увенчались успехом; он громко произнес: «Остров Уайт», извлек протяжный нежный звук из своего камертона и собственным, еще более музыкальным голосом пропел вводные модуляции к тому гимну, название которого только что объявил.
– А это, может быть, опасно? — спросила Кора, и ее темные глаза вопросительно взглянули на майора.
– Голос бедняка так слаб, что его заглушит грохот и рев водопада, — был ответ. — Кроме того, пещера поглотит звук. Пусть же он отдастся влечению своего сердца, это не может быть опасно.
– «Остров Уайт»! — повторил Давид и оглянулся с тем важным видом, который помогал ему подавлять топот в классе.
После короткого молчания послышался голос певца, понеслись
– Мы погибли!- вскрикнула Алиса, бросаясь в объятия Коры.
– Нет еще, нет еще! — ответил взволнованный Хейворд. — Крик донесся от середины острова и вырвался у дикарей при виде убитых товарищей. Они не открыли нашего убежища, и для нас еще не угасла надежда.
Как ни была слаба возможность спасения, слова Дункана не пропали даром: его замечание оживило энергию молодых девушек настолько, что они нашли в себе силу молча ждать дальнейших событий.
Вскоре послышалось завывание, потом в различных местах острова зазвучали голоса; сначала они слышались в его дальнем конце, потом стали приближаться к пещере.
Наконец среди смятения и шума пронесся торжествующий, победный клич в нескольких ярдах от замаскированного входа в пещеру. Хейворд решил, что их убежище найдено, и остаток надежды погас в его душе. Но он снова немного успокоился, услыхав, что крики раздаются близ камня, на который Соколиный Глаз с таким сожалением положил свою винтовку. Майор ясно различал говор индейцев; он слышал не только отдельные слова, но и целые фразы, произнесенные на канадском жаргоне. Вдруг хор голосов повторил слова «Длинный Карабин», и в соседнем лесу раздалось имя, которое, как Хейворд помнил, было дано врагами охотнику и разведчику английской армии; только теперь Дункан понял, кто был его спутник.
«Длинный Карабин, Длинный Карабин...» — переходило из уст в уста, и вот вся шайка, по-видимому, собралась около военного трофея, который как бы доказывал смерть его страшного владельца. Затем гуроны снова рассеялись по острову, оглашая воздух именем врага.
– Теперь, — шепнул Хейворд молодым девушкам, — все скоро решится. Если гуроны не найдут нашего приюта, мы уцелеем. Во всяком случае, судя по фразам, которые мне удалось понять, наши друзья спаслись, и скоро мы можем ждать помощи от Вэбба.
Прошло несколько минут страшного затишья. Хейворд понимал, что в это время гуроны производят новые, более тщательные поиски. Он различал шаги гуронов, задевающих за ветви сассафраса; слышал, как шуршали сухие листья и с треском ломались сучки. Наконец груда ветвей слегка подалась, один угол одеяла упал, и слабый свет заиграл в отдаленном углу пещеры. Кора в ужасе прижала Алису к своей груди, Дункан вскочил. Прозвучало восклицание из глубины внешней пещеры, и это доказало, что в нее вошли враги. Через минуту многочисленные голоса дали понять слушателям, что все дикари собрались около их приюта.