Последний из нас
Шрифт:
— Сколько лет, Гаврила. — Обрадованный комендант протянул капитану руку.
Палкин махнул рукой телохранителям, словно отгоняя мух. Майор, сдержанно поздоровавшись, спрятал усмешку за деловитым видом — его всё ещё смешило родимое пятно Гавриила на щеке. Теперь уже втроём они отправились в здание тюрьмы.
Борис сидел в тёмной допросной, с затравленным видом оглядывался, подёргивая наручниками, пристёгнутыми к столу. За его спиной находилось затанированое стекло, в которое смотрел комендант, сидя в тесной комнатке. Тельцов нервно барабанил пальцами по столу, он так и
— Борис Тельцов, верно? — обратился к нему капитан, закрывая дверь.
— Ну, раз вызвали вы меня сюда, значит, знаете кто я.
— Помните ли вы, Борис, или может лучше к вам обращаться, Хел?
У зэка защемило сердце, и тут он понял, что разговор идёт не в безобидное русло.
— Вас выпустили из Колизея. — Продолжил капитан. — Так, что за вами должок Республике.
— Не припомню как ваше имя? — Пытался увести разговор Борис.
— Гавриил Палкин. И всё же, Хел, вы возвращаете долги, честный ли вы человек?
Тельцов вспомнил медную монетку, которая висела на его шее. «Меня скоро лишат жизни, а ты у меня в долгу!» — Всплыли слова гладиатора Юрия. С тех пор уже несколько лет бывший гладиатор держал данное обещание своему спасителю. Борис решил схитрить, и пошёл на удачу:
— А если я вам скажу, что знаю, кто меня, выкупил и то, что этот человек не имеет отношения к вашей Республике.
— Нет, нет, Хел, я прошу от вас немногого, всего на всего краткосрочное сотрудничество.
— С чего мне на вас работать, уж лучше я отсижу оставшиеся пять лет, и начну спокойную, законопослушную жизнь.
Капитан почесал родимое пятно в виде кляксы, и продолжил:
— Мне, кажется, вы уже пробовали, и ваш опыт провалился. Признайте, честная жизнь не для вас!
Он великолепно осведомлён, наверняка разведка — заметил Борис, и более тактично сказал:
— Капитан, я уже сказал, что на республиканскую разведку не работаю. И не считаю, что я у НОР в долгу.
— Ты ведь, понимаешь, что можешь просто не дожить до истечения срока, а я могу подарить тебе второй шанс — свободу.
— Подарок — это, бескорыстное приношение, а ты как я вижу, настаиваешь на моём сотрудничестве. — Борис заметив, что Палкина бесит его неповиновение, тоже перешёл с ним на «ты».
Любой другой, уважающий себя офицер вспылил, когда его тыкает зэк, но не капитан контрразведки. Не то что бы Гавриил себя не уважал, просто у него была железная выдержка, как и любого разведчика, тем более работающего во вражеском тылу.
— Ты делаешь страшную ошибку, Хел, как бы потом не пожалел! — Бросил Палкин, выходя из допросной.
— Чёрт! — И грохот рядом с правым ухом привели Бориса в чувство.
Когда окаменевшее веко с трудом приподнялось, то взору открылся маленький в две койки медкабинет. Кулак человека, стоявшего к пациенту спиной, всё ещё оставался на столе, глее тряслись после удара баночки, ампулы и медицинские инструменты.
— Он никак не очнётся, что за бред, он хоть сможет говорить? — Узнал голос капитана Палкина Борис.
— Да, жизни
Так заключённого прозвали в тюрьме, он исполнял обязанности врача, когда требовалась медпомощь, а так как и все работал на лесоповале. Своего врача в Исправительном Учреждении не было, Красные не выделяли для заводов, промрайонов и тюрем никакого персонала, кроме охраны.
Наконец, капитан повернулся, «клякса» расплывалась в глазах Бориса.
— Ладно, всё равно он не скоро, как я понимаю, очнётся.
Когда Палкин открыл дверь, за ней стоял комендант.
— Как очухается сообщи мне, ясно?
— Как белый день.
— Не ёрничал бы ты, за него мне взбучка будет, а от её силы зависит твоя.
— А я что? Я же того… Я же…
— Всё, пропусти!
По коридору отдалялись тяжёлые шаги капитана и мелкие семенящие — коменданта. «Покой, тишина, безопасность» — успел подумать Борис, как сознание его ушло в мир грёз.
Докладывать о провале операции было стыдно и скверно. Больше всего на свете Гавриил не любил, когда его отчитывают, тычут мордой, как несмышленого котенка в собственное… в свои проделки, в общем. Вот и сейчас, когда он поднимался по ступеням на последний этаж, на сердце кошки скребли. «Я же ведь только припугнуть, власть показать, не убивать же. Это всё чёртов комендант со своими дуболомами.» — Думал Палкин, поднимая одеревеневшие ноги. «Этот сопляк, Дерягин, наверное, опять сияющий с докладом об успехе придет, а у меня снова провал, так и вылететь можно, ага, да, запросто. Только, это уже не просто потеря работы, ещё и прямая угроза моей жизни, Красные меня в покое не оставят.». Капитан остановился у двери с табличкой «Т.П. Боковин.». «Наверняка, этот старый хрен всё уже знает, но ведь попросит же самому рассказать, унижать будет, хоть бы там Дерягина не было». Тихий, неуверенный стук в дверь и глухое разрешение. По голосу Палкин понял — капут!
— Ну, и? — Только и проронил Боковин, стоя спиной к вошедшему капитану.
Генерал смотрел на улицу пустыми глазами, он только и думал об операции, столько много времени и трудов поглотившей.
— Да, что тут скажешь? Виноват, генерал — полковник. — Одним из способов смягчить начальника было признание вины.
— Да кто ж тут спорит? У тебя хоть ума хватило главного из зэков пристрелить! Тебе, надеюсь, ни чего не предъявили?
— Ни чего кроме благодарности за усмирение бунта. — Нагло соврал Палкин, выгораживая хоть одно умное решение.
— Это ж надо только додуматься! Надавить на информатора силой, наняв зэков! Ты чем думал, олух? — В конец распылился Боковин.
«Ну хоть Дерягин этого не слышит» — успокоился капитан.
— И чего ты молчишь?
— Виноват! — Вытянувшись, гаркнул Палкин, вторым способом было внешнее спокойствие. Генерал ненавидел трусов и, когда перед ним мямлили, заикались, и проявляли другие признаки страха, просто бесился.
— Это я уже слышал. Что в оправдание скажешь?
— Скажу, что оправдываться незачем, признаю, Дерягин был прав, на счёт моих методов.