Последний из рода Грифичей
Шрифт:
— Карл, увлеченный погоней, пересек наискось лес, стремясь преградить путь зверю, добрался до опушки и стал поджидать оленя, который должен был выскочить на равнину. Нет ничего легче, чем потерять своих во время охоты. Мы упустили графа из вида. А спустя минут десять увидели, как граф о чем-то говорит с крестьянином, оказавшимся на месте охоты. Мы же подъехали к этому мужику и спросили, о чем он говорил с графом, тот ответил, что граф интересовался, не пробегал ли здесь олень? Он ответил, что пробегал. Под самым носом промчался, как его и след простыл. Видать, пару часов бежал, потому что рога совсем на спину закинул и язык высунул. Это как раз ваш олень и есть.
Поблагодарив мужика, мы поехали по следу графа.
Значит, граф не заблудился вовсе, а заблудились остальные участники охоты, промелькнула мысль у меня в голове. Судя по всему, его светлость почувствовал мальчишескую радость при мысли о том, что один вместе с любимой своей борзой нагонит и убьет десятилетка.
А тем временем Ален продолжал свой рассказ:
— Мы видели, как граф въехал в рощицу. Последовали за ним и въехали спустя пару минут. Увидели, как граф остановил коня, взвел арбалет, наложил стрелу, все вокруг замерли в ожидании выстрела, и в эту секунду из-за куста рядом с графом будто из-под земли выскочил огромный черный кабан. Конь графа испугался и встал на дыбы, скинув Карла, граф потянул за удила в попытке удержаться в седле, но конь рухнул на него.
Когда мы подъехали, увидели тело Карла, недвижно лежавшее на земле возле коня, он попытался что-то сказать, но с его губ не сорвалось ни звука. Купец яростно лаял на оленя-одинца, но сейчас охотникам было не до оленя, пока люди собирали собак, олень, передохнувший за это время, пустился бежать.
— Первым к телу Карла Алиронского подбежал я. Заметив, что его светлость еще дышит, я воскликнул: «Граф жив!» С помощью поясов, плащей и стволов молодых деревьев, срубленных ударами меча, мы смастерили носилки, на которые и уложили графа. А он по-прежнему не шевелился, но затем его вырвало и пронесло, как утку, которую душат. Его остекленевшие глаза смотрели из-под полуопущенных век. Его отнесли в замок на носилках, поскольку в повозке его везти было нельзя. При малейшем колебании его зрачки расширялись, он испытывал неимоверную боль, но не мог издать ни звука. Уложили его в кровать, и к вечеру он обрел дар речи. Спешно вызванные лекари пустили графу кровь. После чего сразу же отправили гонца к вам.
Герцог молчал достаточно долго, может, пять минут, а может, все десять. По комнате разливалась тягостная тишина.
— Ратибор, нужно проверить все сказанное, — тихонько сказал герцог.
— Я все сделаю. Мне нужен егерь, который был на охоте, чтоб показал мне это место.
Сэр Ален распорядился позвать егеря и сопроводить меня на место охоты. Спустившись вниз к конюшне и недолго подождав, ко мне подбежал запыхавшийся бородатый мужик лет тридцати, крепкого телосложения и со здоровенными ручищами.
— Ваша светлость, простите за задержку, я сейчас коня возьму и поедем, — мужик поклонился и юркнул в конюшню.
Буквально через минуту он вывел коня, лихо вскочив на него, сказав, что готов к поездке, и мы выдвинулись в лес. Скакали достаточно резво по узким лесным тропинкам. Я пытался не упустить из виду хвост коня егеря в этой лесной и густой чаще. Это были его тайные тропы, по которым вельможи не ездили, поскольку мы проезжали мрачные и болотистые места. Спустя пару часов такой скачки мы выскочили на поляну, тут егерь пустил коня шагом, пройдя немного, он остановился и спрыгнул с коня. Я так же остановил своего скакуна рядом и спрыгнул с него.
— Вот тут все и произошло. Мы стояли вон там,
— Подойдя поближе, мы увидели еле заметные следы, поскольку большую часть затоптали при сложившейся суете и транспортировке раненого в замок. Но среди этой каши все же было можно рассмотреть два отчётливо отпечатанных глубоких следа от подков, что свидетельствовало о том, что конь действительно резко подался назад и встал на дыбы. Осмотрев куст, из которого, по словам егеря, выскочил кабан, я обнаружил лежку зверя. Егерь также это подтвердил. Скорей всего, зверь просто прятался от гончих, и когда к кусту подъехал граф, кабан и сорвался с места. По следам было видно, что кабан действительно большой, около ста пятидесяти килограмм, — пояснил мне егерь.
По всей видимости, это действительно был несчастный случай, хотя я тут уже много чего навидался и в несчастные случаи верил все меньше и меньше, но это был именно тот редкий случай.
Вернувшись в замок и поднявшись к герцогу, я рассказал ему все, что обнаружил, и поделился своими выводами, что это действительно несчастный случай.
— Он умирает, Ратибор. Мой младший брат умирает. Его кости сломаны и органы раздавлены. Это какое-то проклятье. Он жить не мог без охоты, и она его погубила. Врачи разводят руками, они сказали, что максимум день, два, и все. Нужно готовиться к похоронам. Он мой единственный брат, умрет он, и останется только сын из всего моего рода, если бы можно было его спасти, — в эту минут у этого огромного, как скала, гиганта намокли глаза, а белки покраснели.
Тут в комнату вошел сэр Ален и сказал, что инквизитор Конрад Милфордский потерял сознание при допросе еретиков, упал и изо рта его потекла кровь. Его перенесли в замок и уже направили к нему врачевателей.
Тут в голове промелькнули слова ведьмы Глиндэ о том, что с инквизитором уже все решено.
— Ваша светлость, мне нужно кое-что проверить, это срочно, — оповестил я Роберта.
— Да, конечно, иди, — тихим голосом, почти шепотом ответил герцог.
Я спешно спустился во двор и побежал прямиком в башню, где содержалась Виржиния. По роковой случайности это была та самая башня, где держали сестер Юлиану и Анну до их суда.
У двери ждали двое крепких стражников, которые ни в какую не хотели впускать меня и отрывать дверь. Было желание просто вломить им и пройти беспрепятственно, но я сдерживался:
— Эта девка единственная, кто знает, что произошло с инквизитором, если он умрет, я буду вынужден сказать, что вы препятствовали мне в решении данного вопроса, вас придадут суду, и поверьте, простым отрубанием головы вы не отделаетесь, — язвительно произнес я.
Здоровяки переглянулись. Помялись немного, один из них сказал:
— Мы откроем, но будем стоять рядом.
Второй же дополнил:
— И руки у нее по-прежнему будут связаны за спиной, чтоб она не смогла колдовать.
Колдовать, что за бред, подумал я про себя, но согласился на их условия.
Войдя внутрь комнаты, увидел девушку, сидевшую возле стены, руки ее были связаны за спиной, а голова опущена вниз, к коленям. Ее темные волосы были небрежно раскиданы по плечам, часть свисала на лицо. В них была запутана солома, на которой ей приходилось спать. Подойдя к девушке, я сел перед ней, она подняла голову и посмотрела мне в глаза.