Последний контакт 3
Шрифт:
Посадка откровенно не удалась — то ли погода помешала пилоту правильно рассчитать глиссаду, то ли волнение. Флайер тяжело плюхнулся о землю, заставив пассажиров понервничать.
«Оно и не мудрено, — подумал Реджи, отстегивая ремни, — все-таки не каждый день тебя сопровождают боевые флайеры с подвесами, полными ракетного вооружения».
— Мы разве не должны были приземлиться в центре? — уточнил у пилота Веньяминов, выглядывая в иллюминатор. Реджи тоже заметил унылый загородный пейзаж, Москвой тут и не пахло.
— Эти, — он ткнул куда-то в бок, явно намекая на вооруженный конвой, — заставили сесть здесь.
Снаружи в дверь громко забарабанили.
— Ну что же, вот и началось, — тихо буркнул себе под нос Веньяминов и полез открывать дверь.
В кабину тут же ворвался ледяной воздух, разгоняемый еще не угомонившимися винтами флайера. Остро пахнуло керосином. Неподалеку стоял военный борт, двигатели он и вовсе не глушил, только высадил группу вооруженных легким стрелковым оружием военных. Люди Касаткина быстро взяли флайер чужаков в кольцо. Один из военных, видимо, тот, что минутой ранее грубо долбился в дверь, стоял возле флайера и внимательно изучал гостей. Веньяминова он явно узнал в лицо, по Синаку просто скользнул колючим взглядом, а двоих разведчиков и вовсе не удостоил своего внимания.
— Веньяминов, Синак, Портнов и Рощин? — перекрикивая шум винтов, уточнил военный.
— Так точно! — ответил Веньяминов.
— Предъявите идентификаторы.
Офицеры по очереди протянули встречающей стороне свои браслеты. Последним сканировался Веньяминов. Завершив свою идентификацию, он указал на Синака большим пальцем через плечо и прокричал:
— Этот — гражданский. Идентификатора не имеет.
— Знаю! Значит так, оставляете оружие здесь и можете выходить, транспорт уже подан!
Группа переговорщиков быстро переместилась из флайера в небольшой шестиосный броневичок с маленькими окошками, за ними в машину забралась команда сопровождения. Последним в кузов залез тот самый офицер, который проводил идентификацию. Вид у него был довольно официальный, с Веньяминовым и его ребятами он общался, что называется, через губу, хотя еще месяц назад, случись им пересечься в неформальной обстановке, эти же военные общались бы между собой, как родные. Что же за жизнь пошла такая?
— Майор Барковский, — представился офицер. — Я ваш сопровождающий. Все вопросы решаете через меня.
— Далеко до места? Я что-то не могу сориентироваться, — спросил Веньяминов, вглядываясь в узкое бронированное окошко автомобиля.
— Оно вам и не нужно. Как приедем, поймете. Главное, запомните — ни при каких обстоятельствах из машины не выходить. Сопротивление не оказывать. Выполнять все команды быстро и четко.
Реджи не сразу понял, что именно хотел сказать этим странным инструктажем доверенный офицер Касаткина. Он даже решил, грешным делом, что офицеры всегда между собой так общаются. Но по тому, как напряглись его товарищи, догадался, что столь странные меры предосторожности не из разряда стандартных. Вскоре всем стала ясна причина такого отношения — майор Барковский опасался не прибывших офицеров и уж точно не Синака. Он боялся не их, а за них. И судя по тому, что Синак и его товарищи увидели на улицах города, страхи Барковского возникли не на ровном месте.
Во-первых, на подъезде к городу их броневик остановился у блокпоста. У настоящего,
К самому блокпосту подъезжали очень аккуратно, никаких резких маневров или необдуманных действий. Благо не пришлось еще стоять в многокилометровом заторе из грузовиков и прочего транспорта снабжения. Когда такое вообще было, чтобы многополосные пролетные магистрали, наглухо перегороженные бетонными перекрытиями, были заставлены брошенным личным транспортом? Эта картина словно была списана с какого-то низкобюджетного фильма-катастрофы про зомби-апокалипсис.
После короткого досмотра майор Барковский вкратце обрисовал ситуацию. Все въезды и выезды из многомиллионного города контролируются военными патрулями. Въезд в город осуществляется строго по пропускам. Без особого распоряжения никого из города не выпускают и уж тем паче не впускают в него. Как видно, пробка из желающих покинуть западную столицу была столь глухой, что людям приходилось попросту бросать свои автомобили и выбираться со всем скарбом пешком. Длинная очередь брошенного в хаотичном порядке личного транспорта продолжалась и за блокпостом, внутри кольца ЦКАД.
На памяти Синака такого точно не было. Реджи прикинул в уме и решил, что такого, пожалуй, не было и на памяти самого города. Возможно, во времена мировых войн могло быть нечто подобное, но Реджи не был уверен на сто процентов. Во всяком случае, тогда в стране не было такого количества личного автотранспорта. А сейчас нате, пожалуйста — за месяц с небольшим, что Реджи провел в коме, обстановка в западной столице изменилась самым кардинальным образом.
— Что происходит? — осведомился Веньяминов, глядя на все это безобразие. Похоже, он был впечатлен не меньше Синака.
— Военное положение, — прокомментировал Барковский, — комендантский час. Въезд и выезд из города только по пропускам. Сидите смирно, подъезжаем к очередному блокпосту, досмотру подлежит весь без исключения транспорт. В городе голод, бунты, беспорядки и мародеры. Не хватало еще, чтобы кто-нибудь провез оружие.
— И что, весь город сидит по домам? Все двадцать миллионов человек? — уточнил один из разведчиков.
— Кто успел, улетел на личных флайерах и самолетах месяц назад, еще до кризиса. Остальные попытались уехать наземным транспортом. Кому-то повезло, а этим, — и он ткнул пальцем в брошенные машины, — нет.
— А почему вы им мешаете? — не понял Синак.
— Никто никому не мешает. Цель моего руководства… — тут майор Барковский запнулся, словно поймав самого себя за язык, и быстро скомкал ответ, — не важно, в общем. Кто выбрался, тот выбрался. Сейчас у нас иная задача.
Синак, как человек гражданский, разумеется, не понял смысла оговорки майора, а вот Веньяминов и оба его товарища поняли все как есть. Однако вида никто из них не подал, мужчины лишь коротко переглянулись между собой и не проронили ни слова. Полковник же на всякий случай пнул ногой ногу Синака и красноречиво сверкнул взглядом, что, по-видимому, должно было означать: «Не болтать лишнего и помалкивать».