Последний континент
Шрифт:
Старик на минуту замолчал, вытер пот со лба и обвел вокруг невидящим взглядом. Затем вспомнил, что рассказывал змее об истории.
– Ты не поверишь, сколько смерти содержал этот кусочек титана, змея, - продолжал он.
– Достаточно, чтобы убить нас всех!
Змея с трудом приподняла голову в ответ на слова старика.
– Томасу Малвани устроили шикарные похороны, белые люди со всего света съехались на них. Вскоре возник этот фонд его имени для исследования космоса. А потом за дело взялись важные господа. Они все сделали тихо, так что никто ничего не знал. С каждым годом фонд готовил все
Старик тяжело вздохнул.
– Конечно, такие разговоры не могли никому понравиться. Вот почему нет теперь ни Станции, ни Луны на небе, а зеленая Земля опустела и превратилась в сморщенную старуху. Вот почему здесь остались только я и ты, а говорим мы об этом непростом кусочке титана.
Старик потерял равновесие и упал. Змея попробовала было пустить в ход свою гремучку, но не смогла даже пошевелиться. Старик с большим трудом приподнялся и прижал ладонь к тому месту на груди, где выпирала сломанная кость. Затем он нащупал что-то в кармане.
– Смотри-ка, - сказал он змее.
– Этому куску металла цены нет. За ним десять тысяч лет истории. Погляди на него хорошенько.
Пуля была сплющена и скручена. Он швырнул ее в змею, и та приняла ее с присущим ей фатализмом.
Старик снова повернулся к викордеру. На этот раз тот заработал с первой попытки.
– Друзья!
– произнес Томас Малвани, и голос его дрогнул от волнения.
– Братья и сестры! Наши прадеды были рабами, наши отцы - гражданами второго сорта. Мы помним об этом. Но мы - соль земли...
Слезы текли по лицу старика, унося с собой драгоценную влагу.
Он смотрел на красивое лицо на маленьком экране и тихо стонал:
– Сынок, мой сынок!
1
Кимри пробирался сквозь блистающий алмазами дождевых капель лес. Он был счастлив, как может быть счастлив юноша, впервые вырвавшийся на свободу. Он забыл, что был в лесу в полном одиночестве. Он забыл, что Ной Лантис находился от него во многих киметах. Он не думал о том, что король может вспомнить о нем. Кимри не волновало даже, что кто-то другой в эту ночь может лежать рядом с прекрасной Йоселиной.
Время от времени он обращался к Готфреду с молитвой о духовном напутствии. Ответа он не получал, от чего, впрочем, испытывал только облегчение.
Лес был напоен влагой. Плащ из ярких перьев насквозь промок под мелким дождем, а кожаные треугольники спереди и сзади, символ зрелости, влажно шлепали по коже. Земля чавкала под подошвами сандалий, а от лезвия копья валил пар.
Вокруг бушевала жизнь кричали птицы и обезьяны, лианы уходили высоко в серое небо, нависшее над головой. Лес был прекрасен и юн. Ранним утром он казался только что созданным творцом всего сущего.
Вдруг Кимри снова услышал этот ужасный шум. Но сейчас он не спал, как в первый раз, и не мог принять его за сновидение.
Казалось, огромный нож рвет над его головой воздух. От этого звука у него заболели уши и заломило в висках. Лес в ужасе замер. Птицы и обезьяны замолкли. Казалось, страх парализовал все живое. В этом звуке была вечная смерть, а может, вечная жизнь, или то и другое вместе.
Замерев, Кимри пытался сквозь листву разглядеть, что там происходит. Но серая пелена скрывала все.
Иногда небо бывало голубым, но редко. Иногда дождь переставал, но и это случалось нечасто. По ночам серая пелена куда-то исчезала, и порой взгляду открывалось сияющее великолепие звезд. Жрецы учили, что звезды это другие миры, что каждая звезда - это огонь, горящий в пустоте, обогревающий иные леса, иные царства, иных людей...
Шум стих. Кимри перевел дыхание. Вскоре и лес стряхнул с себя оцепенение и вернулся к жизни.
Он сел на ствол упавшего дерева и задумался о том, что так занимало его мысли: согласиться на кастрацию и стать жрецом или остаться воином и мужчиной, но навеки отказаться от древнего знания?
Гигантский питон, свернувшийся кольцом в ветвях дерева у него над головой, наверное, думал, что Кимри о нем и не подозревает. Кимри же, хотя и думал о своем, натренированным глазом охотника давно заметил его. И когда тяжелое чешуйчатое тело, готовое задушить в смертельном объятии всякого, кто попадался на его пути, упало ему почти на голову, Кимри успел отскочить. Не притронувшись к копью, он перебил змее позвоночник у самой головы голой пяткой.
Торжествуя, он стоял над бьющимся в конвульсиях бронированным чудовищем, сожалея, что не сможет дотащить его до Ной Лантиса. Эта победа принесла бы ему немало почестей, и не только от женщин.
Но Кимри недолго предавался сожалению. Прежде, чем затих удав, снова возник шум. Но на этот раз он был еще громче. Кимри бросился на землю и зажал ладонями уши, но шум, как сверло, ввинчивался ему в голову, готовый разорвать ее на части. Не в состоянии больше переносить эту пытку, Кимри слабой рукой пытался нащупать копье, чтобы навсегда покончить с этой мукой, как вдруг яростный грохот перешел в обычный рев, напоминающий рев водопада, низвергающегося в ущелье с большой высоты.
Он поднял глаза и увидел огонь в небе. Огонь был сначала белым, зачем стал желтым, а потом красным. Сверкающие брызги его падали в лес, гасли во влажной листве с шипением и треском.
В его пораженном ужасом воображении мелькнула мысль о наказании, ниспосланном ему за преступное бегство, мысль, что наступает конец света. Но рев затих прежде, чем безумие успело поглотить его помутившееся сознание. Кимри, обессилевший, лежал на земле. Рядом распростерся мертвый удав.
2
Семидесятитрехдневный перелет подошел к концу. Перелет, за которым изо дня в день следили миллионы оставшихся дома сограждан. Перелет, который наверняка войдет в историю. Вот сейчас, наконец, они видят на своих экранах цветное, стереоскопическое изображение этой несчастной, истерзанной, обезлюдевшей планеты. Правительство будет довольно - его план осуществился, а ванеисты будут рады - их ожидания оправдались. Так что все будут счастливы в мире свободы!