Последний леший
Шрифт:
— Нет, все это не то! И ты не отрок нетронутый…
— Зато она — не тронута! — сказал Рахта и стало очевидно, что возразить нечего.
— Нельзя, побратимушка, нельзя этого, — Сухмат чуть ли не умолял, — ну, хоть ты, Нойдак, скажи!
Но Нойдак не хотел быть судьей в таком деле и молчал, скорее даже испуганно. Именно тот случай, когда он все понял и не хотел сказать ничего… Да, он мог, конечно, порассказать кое-что из того, что знал, а знал он хоть и не много, но все-таки. Скажем, о некоторых обрядах, творимых колдунами наедине с
— Слушай, Рахта! — решил сказать свое слово в последний раз Сухмат, — Нет человека в мире дороже мне и любимей чем ты, после моей матери, конечно, — сразу оговорился богатырь, иначе — кто ж такому поверит? — и вот прошу я тебя, брата названного…
— Ты мне тоже дорог, Сухмат, но сие — только мое дело, и ты сюда — не лезь!
Рахта ушел, а Сухмат остался наедине с Нойдаком и своими тяжелыми предчувствиями. А недалекий северянин еще и подлил масла в огонь…
— Полина цветов душистых собрала, — сообщил зачем-то он, — и себе тело натирала, и внутрь поклала, и еще медом мазала…
Ничего не ответил Сухмат, но побледнел еще более.
— Хочу я, чтоб ты рядом села, как раньше бывало!
— Нет, не надо, милый мой, — ответила Полина. Молодые люди сидели на этот раз в двух шагах друг от друга и их больше не разделяла ни речка, ни что-либо другое. Только — боязнь поляницы приблизиться к любимому человеку. Причем — боязнь и за свою любовь, любовь — иль призрак которой, казалось, можно враз потерять, и страх за Рахту, ведь девушка сознавала, что он не должен с ней разговаривать, садиться близко, а тем паче — прикасаться.
— Ну, так я сам сяду! — решился богатырь и подсел к девушке, положив руку на ее покрытое железом плечо. Полина вздрогнула всем телом, — Не бойся, я ничего плохого не сделаю!
— Уже делаешь, — девушка вся сжалась под металлическим панцирем, но снимать руки Рахты со своего плеча не стала, — а боюсь я за тебя, мне то самой уже бояться нечего!
— А чего за меня бояться?
— Вот вспомнит обо мне Владыка мира мертвых, разверзнется земля, да упаду я в даль бездонную, да и ты со мной…
— Я с тобой пойду везде, хоть и в Мертвый мир, — признался Рахта, — ведь люба ты мне, а без тебя и Светлый мир мне не мил…
— Не говори так! — в голосе девушки звучал настоящий страх.
— Говорил и буду говорить, люба ты мне и живая была, и такая, как сейчас, не живая и не мертвая!
— Мертвая я… — печально произнесла Полина.
— Бедная ты моя!
Послышалось всхлипывание под металлическим шлемом. Рахта, казалось, решился. Шлем был снят.
— Не надо, не надо… — тихо повторяла Полина, но Рахта гладил и гладил ее по длинным и прекрасным, совсем не изменившимся волосам. Наконец, окончательно разревевшись, мертвая девушка уткнулась лицом в грудь любимого…
— Нельзя тебе с Полиной… так близко, — сказал Сухмат.
— Это мое дело!
— Но я твой
— То не твое дело, — повторил, в который раз, Рахта.
— А боги? Ты можешь нарушить законы их! Есть запрещенное…
— Уже нарушил, уймись! — Рахта был в ярости, — И боги мне не указ, когда любовь у нас!
Сухмат молчал и смотрел на побратима с откровенным ужасом, до него уже дошло, что все его слова бесполезны, и только начало доходить, что Рахта сделал невозможное…
— Я об одном колдовстве знаю, — несмело начал молчавший до сих пор Нойдак, — его меня Мудрые женщины обучили, но применять зарекли…
— Что еще-то? — Рахта уже сидел, закрыв горящее лицо руками и пытался успокоиться после разговора с побратимом.
— Есть такое Слово тайное, и обряд трудный, который может от тяги к женщине освободить, так вот, если того пожелаешь, я все сделаю!
— Что, вокруг меня с бубном попрыгаешь, да на ушко пошепчешь, и разлюблю я Полинушку, что ли?
— Не знаю, разлюбишь ли, но знаю — многим помогало!
— Не верю я тебе, не справиться ведуну с любовью настоящей! Даже боги сторонятся супротив любви идти, всем то известно. И не хочу я с любовью своей расставаться, нем мне без нее жизни!
— Так ведь сгинешь ты, вместе с любовью твоей! — снова не выдержал Сухмат.
— Ну и пусть сгину, лишь бы с Полиной не расставаться!
Молодые люди были одни, и они знали, что никто не будет за ними наблюдать. И Сухмат, и Нойдак поклялись не ходить за Рахтой, а кого можно встретить в этом лесном краю — одинокого охотника? Все может быть…
Полина была на этот раз без железного панциря. Рахта сидел рядышком и смотрел с тоской на страшно изменившееся, становившееся все более отталкивающим тело любимой.
— Не смотри, — сказала мертвая девушка.
— Ты не понимаешь! — Рахта посмотрел ласково в глаза Полине, — Все это — внешняя оболочка, она — ничто для меня.
— А для меня — очень даже что… — не согласилась девушка.
— Эх, достать бы воды Мертвой да Живой, — мечтал Рахта, — Мертвой водой полить — и тело снова гладким бы стало, и рана твоя закрылась бы, потом Живой водой полили бы…
— Не достать нам тех вод, ни Мертвой, ни Живой, — вздохнула Полина, — но ведь можно найти ведуна иль ворожею, которая смогла бы сделать кожу мою молодой, чистой да гладкой… Или просто чудо какое!
— Слышал я, такое случается, если оживший мертвый живой крови человеческой напивается, — сказал Рахта, вспомнив те страшные детские сказки, что рассказывали мальчишки друг другу перед сном.
— Нет, этого я делать не буду… — сразу насторожилась Полина, — и, потом, кровь…
— Крови я тебе дам своей, сколько ни потребуешь! — Рахта засучил рукав рубахи, достал нож, но разрезать кожу не успел.