Последний Люцифер: утраченная история Грааля
Шрифт:
— Понятно, — Лука тряхнул головой, будто пытался освободиться от наваждения. — Я, правда, ещё тяжело воспринимаю всю эту мешанину истории.
— Понимаю. Не переживай. Со временем всё организуется и упорядочится.
— Так, стало быть, и Испанию называют Иберией не просто так?
— Разумеется, не просто так. Это страна, в которой когда-то жили иберы или иври, то есть кочевники и переселенцы.
— Цыгане, одним словом.
— Только не приравнивай цыган того времени к современным. Это небо и земля.
Лука тяжело
— Ну что, теперь ты понимаешь, почему тебе нужно создать свой народ? Ты — чудо! Ты символ Благодати! Ты спасение нашего вида! И на тебе лежит обязанность вернуть роду доброе имя. Надеюсь, ты сейчас уже понимаешь, почему твой отец так бережёт и скрывает тебя от всяческих тайных обществ?
— Они что же до сих пор ищут бессмертных?
— Или тех, кто знает, как им стать.
— Но зачем им бессмертие? Снова борьба за власть над людьми? Нынче таким образом власть не захватить. Теперь иные политические технологии. Даже не столько политические, сколько экономические, продовольственные и информационные.
— Ошибаешься. Ничего с тех пор не изменилось. И их цель по-прежнему власть над всей Землёй. Всё ради власти, то есть возможности диктовать свои условия жизни и порядки остальным землянам. Иметь власть, — это жить так, как хочется, никому не подчиняясь.
— Понятно. Но если нашёл ты, могут найти и другие.
— Я об этом и говорил.
— Так мне всю жизнь теперь прятаться, скрываться и таиться?
— Что я могу тебе сказать? Извини, но утешить тебя нечем. Нафанаил сказал, что про Таис знал только он…и я. Нафанаил не так давно умер, и о тебе знаю теперь только я, твой отец и твои смертные хранители.
— Но если за тобой охотятся сегодня, значит… Нафанаила могли пытать…
— Теперь мы этого не узнаем. Давай перекусим, а то я совсем проголодался от этих многодневных разговоров. Смотри, уже смеркается. Мы за разговорами уже целый день.
— Знаешь, мой дорогой бессмертный дед, я тоже проголодался, — улыбнулся Лука, и два последних люцифера устремились голодным взглядом к корзинке со снедью, которую благоразумно приготовили, выбираясь на природу.
18
Гэбриэл начал вспоминать те события, о которых вкратце поведал юному херувиму. Ему было тяжело вновь окунаться в тот безумный круговорот событий, в которых кто-то терял его, кого-то терял он сам.
— Надо идти в Египет к Нафанаилу, — сказал старый Гэбриэл своему сыну после похорон Уриила в кумранской пустыне. Старого бога завернули в небелёные пелены и, уложив на дно песчаной могилы его окоченелый труп, жрецы стали засыпать захоронение песком и камнями, не оставляя при этом и следа гробницы.
— Мы же всё решили! — удивился молодой Габриэль.
— В дороге ты всё обдумаешь, может, передумаешь возвращаться.
— Но, а как же смертные?
— Это не твои дети, — равнодушно констатировал старый
— Но, отец… — попытался возразить Габриэль.
— Пора покинуть этот народ и искать себе новое пристанище. Это предстоит уже сделать тебе, сынок. Не стоит вмешиваться в историю смертных. Поверь, у нас таких как бен Пантера и в своём роду было не мало. Потому их не допускают по закону к тайнам рода. Теперь понимаешь сие?
— Да, отец.
— Дух у них иной, чем у нас. А наш разум поглощён не страстью и ненавистью, но любовью к этому миру. Когда живёшь так долго, то начинаешь невольно познавать истинные ценности. Не думай о нём.
— Но Саломия знает обо мне. Она не…?
— Не думаю. Если тебя уже не будет здесь, то никто не сможет навредить тебе.
— Но «архонтовы слуги» станут искать меня по миру всё равно. И они никогда не прекратят преследование. Спустя сотни лет их потомки всё равно найдут меня. Я устал прятаться и убегать, устал прислушиваться в ночи к стукам и скрипам, к случайным одиноким голосам и вою собак. Я хочу, чтобы они навсегда утратили знание о том, что когда-то рядом с ними жили боги.
— Как знаешь. Но ты последний из неверов Натуру. Если ты погибнешь, мы исчезнем как вид. Некому будет противостоять злодеяниям архонтов. И тогда они захватят власть над миром, и здесь со временем снова будет железный ад, какой стал на планете наших предков. Им кто-то должен противостоять.
— Я понял, отец.
— Ступай. Путь долгий, через пустыню.
— Да, дней десять до Александрии и столько же обратно.
— Я бы пошёл с тобой, но у меня есть важные дела.
— Неужели мы последние, отец? Неужели не осталось неверов в других странах и в других землях? Даже южан? — сомневался Габриэль.
— Нас было бы много, если бы не злоба Адоная. И если бы не его жажда единоличной власти.
— Но люди считают его добрым богом и защитником.
— Просто они знают ровно столько, сколько им позволили знать.
— Отец, — вдруг задумался Габриэль, — если вдруг мне потребуется твоя помощь, и если мне придётся вернуться в Иудею, ты сможешь помочь мне выжить?
— Конечно, мой мальчик. Тебе решать. Ты теперь глава нашего умирающего рода. Возможно, ты станешь новым метатроном тысячелетия после ухода Святого отца. Ты станешь родоначальником, отцом и богом нового народа. Всё в твоих руках.
— Я передам от тебя приветы Нафанаилу и Святому отцу.
— Да, хотелось бы их увидеть.
Габриэль хотел уже идти, но отец задержал его за плечи.
— Помни, сынок, мы не просто так, для красоты слова именуем себя титулом «носителей света». Это не высокопарная прихоть предков. Каждый несёт на себе энергию имени своего рода. Наш род несёт в этот мир Свет. И тебе выпала честь нести этот Свет и Справедливость. Помни об этом всегда.
— Да, отец.
— А теперь ступай, — сказал старый Гэбриэл и поцеловал сына в голову.