Последний Люцифер: утраченная история Грааля
Шрифт:
— О чём это она говорит? — не понимала Мариам.
— Пойдём скорее. Мало ли здесь умалишённых.
— Я не сумасшедшая! — закричала Саломия. — Помнишь, ты предрёк мне скорое счастье? Помнишь, что ты мне сказал, странник? А я помню. И я сделала, как ты сказал. Он был так похожь на тебя. И я решила, что это Божий знак. А теперь я презираема людьми. Это ты виноват…
— Всё ещё не понимаю, что она лопочет, — недоумевал Габриэль, обращаясь к Мариам.
— Ты околдовал меня! —
— Но я не знаю тебя, — и они с Мариам быстро начали продвигаться к выходу, подхваченные волной народа, оставив женщину застрявшей в толпе.
— Тебе срочно нужно промыть рану, — забеспокоилась Мариам, вспомнив о порезе на плече Габриэля.
— Не стоит так беспокоиться. Со мной всё будет в порядке. Это не первая моя рана. И, думаю, не последняя, — он приподнял рукав, оголив плечо, и показал место раны Мариам. — Видишь, всё в порядке. Рана не глубокая. Просто царапина.
Увидев то, что осталось от раны, Мариам была поражена и удивлена до онемения.
— Но… я же видела, как из раны текла кровь. Она пропитала твой плащ. И рана была велика! — она распахнула свои огромные прекрасные глаза в недоумении.
— Думаю, пришло время кое-что ещё рассказать тебе, дорогая.
Вечером они сидели в роще у костра, смотрели на звёздное небо. Габриэль не захотел рассказывать о себе в доме Мариам, чтобы её слуги не услышали их разговор и не узнали бы его тайну.
Мариам до сих пор находилась под впечатлением от рассказа. Она выглядела смущённой и растерянной.
— Мне трудно принять это в сердце своём. Так та женщина говорила о тебе правду?
— Да. Я теперь припоминаю её. Я встретил её давно, когда ей действительно было лет тринадцать.
— Но сейчас ей, наверное, около сорока или более того. Сколько же лет тебе?
— Много.
— Кто же ты? Ты ангел? Поэтому тебя зовут Габриэль? Ты архангел Габриил?
Он протестующе замахал руками.
— Стой-стой! Я не ангел. Я человек. Но немного не такой, как все.
— Ты сын Бога?
Габриэль помолчал, не зная, что ответить. Не хотелось лгать человеку, к которому он привязался и которому доверял.
— Это… длинная история.
— Не можешь открыться мне. Понимаю тебя. Но ты не бойся меня, я тебя не выдам. Но вот эта женщина выдать может. Она догадалась, что ты не такой, как окружающие тебя люди. Она это дала ясно понять. И теперь тебе грозит опасность. Помимо Кесаря у нас не должно быть иных богов. Если власти… или даже римляне прознают про тебя…
— Надеюсь, они не узнают.
— Но эта женщина может снова
— После праздника она уйдёт снова в свой город.
— Какой? Откуда она?
— Кажется, из Капернаума. А это далеко от Иерушалаима.
Мариам задумалась. И эта задумчивость её не была похожа на романтические грёзы. На её лице застыла тревога. Габриэль понял это. Он положил руку ей на плечо и заглянул ласково в её прекрасные миндалевидные глаза.
— Не стоит беспокоиться. Со мной не случится ничего ужасного. Вот увидишь.
— А мне ты когда-нибудь сможешь открыться до конца? Я достойна узнать твою тайну?
— Когда-нибудь да, — он погладил её по щеке, заправил за ухо выбившийся каштановый локон. — А пока просто доверься мне.
— Хорошо, мой милый, — улыбнулась она и прильнула к его плечу, удовлетворённо прикрыв глаза. Она полюбила лекаря Габриэля, даже не вдаваясь в тонкости его загадочной души. И он ей отвечал теми же тёплыми чувствами.
3
— Что за бред, Стив, ты снова притащил?! — возмутилась Келли, просматривая внушительный «труд» распечатанного на компьютере текста. — Тебе же издатель сказал, что это не пройдёт.
— Да что он понимает в литературе?! — вспылил небритый Стивен, опасливо посмотрев по сторонам.
За прозрачными стенами офиса его литературного агента Келли Миллер находилось как обычно много пёстрого народца, также жаждущего прославиться в веках своими гениальными произведениями.
— И всё же не испытывай его терпение, — участливо напомнила ему Келли.
— Но мне нужны деньги!
— Напиши о том, о чём он хочет.
— Что?! — лицо Стива исказила брезгливая гримаса. — Написать об истории собаководства? Ты издеваешься?
— Когда человеку действительно нужны деньги, он не привередничает, — саркастически заметила рыжеволосая красавица Келли.
— Литература — это талант, а не ремесло белодеревщика!
— Написать красиво можно о чём угодно.
— Я не настолько опустился в своей нужде, чтобы свой литературный талант не то чтобы продавать…а зарывать в грязь собачьего дерьма. Даже хотя бы из уважения к самой литературе.
— Как хочешь. Но издатель не возьмёт твою книгу. Для кого она? На какую аудиторию рассчитана? На шизофреников? Душевнобольных? Или фанатов Иисуса Христа? Этого добра уже больше чем предостаточно.
— Ты злая, Келли. И ты не веришь в Бога.
— Нет, я не злая. И в Бога я верю. Просто никто тебе не скажет правду в глаза.