Последний Магистр
Шрифт:
В эти последние мгновения Ильверс все еще оставался на перепутье: крикнуть, что он – дэйлор, и вернуться к своим, переступив через тело пока что живого Золюшки, или, стиснув зубы, гордо принять смерть от стрел соотечественников, разделив судьбу человеческого детеныша? Другого выхода из положения он не видел.
И тут Ильверс замер, почувствовав… О, ему были известны эти ощущения, вернее, Память Предков нашептывала, что все должно быть именно так… Для мага, владеющего Силой. Любой.
…Она струилась отовсюду, та единственная сила, которая была ему послушна:
Ильверс коротко рассмеялся, принимая в себя силу отраженного зла. Да, именно таким он стал – и больше никто не посмеет унизить его или причинить боль! Он стоял по колено в иссиня-черной, тягучей реке, и ощущал, как обжигающе-ледяная сила поднимается вверх, к рукам.
В этот миг дэйлор пустил стрелу, метя в Золюшку, но она рассыпалась пеплом, так и не долетев до цели.
«Я стану тем, кем пожелаю», – мелькнула приятно-горчащая мысль, – «и все это я получу сам… и не земля моих предков даст мне все это!»
Ильверс улыбнулся и, выбросив руки в направлении озадаченных дэйлор, позволил силе течь сквозь себя, по пути изменяя ее и превращая в поток голубого пламени.
… Он стоял и спокойно смотрел, как мечутся его сородичи, обратившиеся живыми факелами. Потом, когда они упали на траву и затихли, Ильверс медленно подошел к замершему Золюшке.
Мальчик все еще судорожно цеплялся за ворот Томиной рубашки, и в его голубых глазенках метался животный страх. Ильверс устало опустился рядом. Одного взгляда на Тому хватило, чтобы понять – она уже никогда не поднимется, и никогда не улыбнется своей теплой, доброй улыбкой. К собственной досаде, Ильверс не испытал ничего, кроме тусклого, почти бесцветного сожаления обо всем случившемся. Но Золюшка, Золюшка-то был жив, и с ужасом взирал на подобранного у реки нелюдя.
Ильверс попытался ободряюще улыбнуться – но улыбка была скорее похожа на оскал.
– Золий… Надо уходить отсюда, пока другие не пришли.
Мальчик всхлипнул. Его трясло в ознобе, а пальцы все еще не хотели отпустить мать.
– Золюшка, – Ильверс вздохнул. Как же трудно было подыскать подходящие слова… которые и не нужны сейчас вовсе… – Золюшка… Твоя мама уже ушла на небеса, в сады Хаттара. Не надо горевать, когда-нибудь ты встретишь ее снова.
– Почему ты не спас маму? – вдруг спросил мальчишка, – ты же мог?..
Дэйлор пожал плечами.
– Прости. Я и сам не знал, что могу… вот так…
Он не лгал. Если бы ему сказали часом раньше, что он, нигде и никогда не учившийся, сожжет четверых воинов, Ильверс рассмеялся бы в лицо шутнику.
– Прости, – повторил он, – я не знал, что смогу…
Золюшка шмыгнул носом. Ему очень хотелось плакать, потому что мама
– Жал…ко… – сказал он. И погладил Тому по еще теплой щеке, – жалко…
Ильверс взглянул на небо, окрашенное кровью близкого пожара, и ткнул пальцем в бархатистую даль.
– Смотри, Золюшка, видишь во-он ту звезду?
– Какую? Их там много…
– Вон та, маленькая, рядом с большой?
Мальчик потер глаза и пригляделся внимательнее.
– Вижу.
– Это душа Томы. А рядом, большая звезда, душа твоего отца. Они все уходят на небо, и всегда будут смотреть на тебя, и помогать, если попросишь…
Золюшка вздохнул – печально, по-взрослому.
– Врешь ты все, Ильв. Эти звезды всегда там были.
– А вот и не были, – уверенно сказал дэйлор, – когда я только что покинул кокон, я любил смотреть на звезды, и знаю их наперечет. Этих – не было.
Мальчик пожал плечами, продолжая гладить мать по лицу.
– Мы должны похоронить ее, – серьезно сказал он, – так положено.
– Обязательно. Только… Что у тебя с ногой-то? – торопливо спросил Ильверс. Последние несколько мгновений его мучило странное предчувствие, неясное желание поскорее отсюда убраться. Пространство, которое видят только маги, содрогалось, словно сквозь него полз большой червь.
– Не знаю. Болит сильно.
– Дай-ка, погляжу.
У Золюшки оказалась вывихнута лодыжка; Ильверс приказал ему зажать зубами щепку, дернул за ступню и поставил сустав на место. Вспомнив про свою ногу, осмотрел пробитую голень – ни стрелы, ни раны. Неужто сказывалось действие силы? Впрочем, раздумывать было некогда: слои сущего содрогались, готовые вот-вот раскрыться и выпустить… кого? Ильверс не знал.
– Золюшка… Надо уходить, быстро. Еще не все закончилось.
Мальчик прищурился.
– Ты что-то чувствуешь?
Последняя невидимая преграда между миром и неведомым чудовищем затрещала.
– Бежим! – выдохнул дэйлор.
Быстро оглядевшись, Ильверс увидел невдалеке сильно разросшийся вереск; схватив Золюшку за руку, он поволок его за собой, в плохое – но все же убежище.
Они успели. Лежа в самой гуще пахучих стеблей и боясь лишний раз шевельнуться – чтобы, упаси Память предков, ветка не хрустнула, Ильверс и Золюшка наблюдали, как воздух сперва засветился золотисто-коричневым, затем слепящее полыхнул, и как на место первого выигранного Ильверсом боя ступил дэйлор.
Он был в длинном кафтане, тускло отливающем красным; ни лука, ни меча при нем не было, только огромный кристалл горного хрусталя в руке.
Дэйлор неторопливо огляделся, подошел к обгоревшим телам воинов и задумался, склонив набок голову. Затем, подобрав полы кафтана, присел на корточки рядом с останками и принялся зачем-то водить над ними кристаллом, внутри которого то и дело вспыхивали ярко-голубые искры.
– Любопытно, – донеслось до Ильверса бормотание, – очень любопытно… И при чем здесь народ Зла, хотелось бы мне знать…