Последний очевидец
Шрифт:
• в том, что в интересах находившихся в войне с Россией держав передал Гошкевичу и Думбадзе перечень важнейших мероприятий военного ведомства с 1909 по 1914 год, в которых содержались заведомо для него секретные сведения по государственной обороне России;
• в том, что из личных целей заведомо ложно официально удостоверил в печати от имени Военного министерства, что Мясоедов не имел доступа к секретным документам и никаких поручений по военной контрразведке не получал и о том же заведомо ложно сообщил в докладе бывшему Императору.
Таковы основные пункты обвинительного акта.
Екатерине Викторовне
Сухомлинов вызывал к себе такую ненависть солдат, что на него они напали не только в Таврическом дворце. Однажды к зданию, где происходил судебный процесс, подошла толпа солдат, потребовавшая от коменданта его выдачи.
— У нас в полку, — кричали они, — суд сумеет быстро разобраться в этом деле!
С трудом коменданту удалось уговорить их не нарушать законности.
14 сентября 1917 года судебный процесс закончился. Присяжные заседатели признали доказанными все предъявленные Сухомлинову обвинения. Суд приговорил его к высшей мере наказания, то есть, за отменою смертной казни, к пожизненным каторжным работам, лишению всех прав состояния, чинов и орденов.
Что касается Екатерины Викторовны, то присяжные заседатели вынесли ей оправдательный вердикт, после чего ее сейчас же из тюрьмы выпустили, а Сухомлинова снова отвезли в Трубецкой бастион.
Член Государственной Думы, академик и профессор Г. К. Рейн, как и многие другие видные лица, также сидел некоторое время в Петропавловской крепости, когда там находился Сухомлинов. Потом он рассказывал мне, что всех их кормил «ангел» из большой корзины. Я спросил Георгия Ермолаевича:
— Кто же был этот ангел?
— Да Екатерина Викторовна.
— Сухомлинова?
— Да. Прежде всего она, конечно, кормила своего мужа, а потом всех нас. Так как некоторое время она сама находилась в этой тюрьме, то знала там все ходы и выходы, пробираясь к нам через множество замков и препон. Замечательная женщина! Я вам говорю, ангел!
Этот «ангел» не только кормила мужа, но, проявив удивительную энергию, выхлопотала перевод его на Выборгскую сторону в тюрьму «Кресты».
«Из мрачного, сырого, разрушающегося бастиона, — вспоминает Сухомлинов, — я попал в светлое, сухое, теплое, недавно выстроенное здание, с центральным отоплением, ванной комнатой с двумя прекрасными ваннами, постоянно горячей водой и кухней в распоряжении заключенных».
Здесь он встретился со многими царскими министрами и сановниками, между прочим — с Пуришкевичем и членами Временного правительства. Отсюда 1 мая 1918 года он был выпущен на свободу на основании декрета Петроградского Совета об амнистии арестованных и осужденных за политические дела. Но до него дошли слухи, что многих царских министров из «Крестов» направили в Москву и там расстреляли.
Поэтому, не доверяя Советской власти, он некоторое время скрывался в Петрограде, боясь показаться на квартире своей жены. Наконец, 5 октября 1918 года, ему удалось перебраться через границу в Финляндию, а затем эмигрировать в Германию. За границей Сухомлинов написал мемуары, заканчивающиеся следующими словами:
«Залог для будущего России я вижу в том, что в ней у власти стоит самонадеянное, твердое и руководимое
А что же случилось с «ангелом» Петропавловской крепости, с Екатериной Викторовной? Умерла она совсем еще молодая, как я уже говорил, в Биаррице, где произошла ее первая встреча с судьбой своей, — генералом Владимиром Александровичем Сухомлиновым. Судьба же избавила Васнецовское дитя от долгих лет мытарств в эмиграции.
Нет повести печальнее на свете, Чем повесть о Ромео и Джульетте.ЧАСТЬ VI. КАНУН КРУШЕНИЯ
1. Прогрессивный блок
Едва вернувшись с фронта в Петроград летом 1915 года, я пришел к Милюкову. Он меня сразу не узнал — я был в военной форме. Впрочем, и вправду я стал каким-то другим. Война ведь все переворачивает.
Из разговора выяснилось, что кадеты не собираются менять курса, что они по-прежнему будут стоять за войну «до победного конца», но…
— Но подъем прошел… Неудачи сделали свое дело… В особенности повлияла причина отступления… И против власти неумелой, не поднявшейся на высоту задачи… сильнейшее раздражение.
— Вы считаете дело серьезным?
— Считаю положение серьезным… и прежде всего надо дать выход этому раздражению. От Думы ждут, что она заклеймит виновников национальной катастрофы. И если не открыть этого клапана в Государственной Думе, раздражение вырвется другими путями.
— Я еще не говорил со своими… Но весьма возможно, что в этом вопросе мы будем единомышленниками… Мы, приехавшие с фронта, не намерены щадить правительство. Слишком много ужасов мы видели… Но это одна сторона, — так сказать, необходим «суровый окрик». Но ведь нельзя, чтобы угасал дух, надо нечто положительно… как-то оживить мечту первых дней…
— Да, чтобы оживить мечту, чтобы поднять дух, надо дать уверенность, что все эти жертвы, уже принесенные и все будущие не пропадут даром… Это надо сделать двумя путями.
— Именно?
— С одной стороны, надо, чтобы те люди, которых страна считает виновниками, ушли. Надо, чтобы они были заменены другими, достойными, способными — людьми, которые пользуются общественным весом, общественным доверием.
— Вы хотите ответственного министерства?
— Нет… Я бы затруднился формулировать эти требования выражением «ответственное министерство»… Пожалуй, для этого мы еще не готовы. Но нечто вроде этого… Не может же, в самом деле, назначенный за полгода до войны совершенно крамольный Горемыкин оставаться главою правительства во время мировой войны… Не может, потому что Иван Логгинович органически, и по старости своей, и по заскорузлости, не может стать в уровень с необходимыми требованиями… Западные демократии выдвинули цвет нации на министерские посты!..