Последний оплот
Шрифт:
— Мы должны выяснить, что они задумали, — сказала Зава. — Римо, встречаемся у дома Делита. — Она продиктовала адрес и положила трубку.
— У тебя все-таки нездоровый вид, — заметил Чиун. — Может, дело в воде?
Но Римо не позволил Чиуну подмочить свой энтузиазм.
— Игра началась, Ватсон, — сказал он. — Не желаете ли принять участие?
— А кто такой Ватсон? — осведомился Чиун.
Глава пятнадцатая
Тохала Делит жил в пригороде Тель-Авива, в небольшом
Когда Зава подъехала к дому, на ступеньках уже сидели Римо и Чиун и читали какой-то листок. Вид у них был довольный, но низ брюк Римо был запачкан. На Чиуне было кроваво-красное кимоно с черными и золотыми кругами.
— Как вы ухитрились попасть сюда так быстро? — удивилась Зава. — Я мчалась сломя голову.
— Бежали, — просто сказал Римо. — Мы бы добрались и быстрее, только Чиун пожелал переодеться.
— Я давно не надевал свое беговое кимоно, — отозвался Чиун, — и хотя городок ваш маленький, я решил не упускать такой возможности.
Зава выскочила из джина и подбежала к ним.
— Он дома? Где Делит? — спросила она.
— Его нет, — сказал Римо, не отрываясь от листка бумаги, который был у него в руке.
— Что это? — спросила Зава, указывая на листок.
— Поэма, — ответил Чиун.
— Вся ванная оклеена ими. Эта показалась нам самой интересной, — пояснил Римо.
— Я просил его отобрать что-нибудь получше, но куда там! У него начисто отсутствует вкус, — сказал Чиун.
Зава принялась читать вслух:
Оттуда, где слышен хамсина вой,
Скоро повеет большой бедой.
Расколется вдруг земная твердь,
Неся всем израильтянам смерть.
Головы полетят долой —
Устроит стервятники пир горой,
Мертвую плоть терзая жадно.
И будет вокруг угарно и смрадно,
И сгинут с лица земли города,
Чтобы уже не восстать никогда.
Гитлера призрак доволен станет,
Когда все еврейство в прошлое канет,
Пока что смерть таится в песках,
Но неизбежен евреев крах!
— Он задумал взорвать атомную бомбу! — воскликнула Зава.
— Я это вычислил, — сказал Римо.
— Вычислил! — фыркнул Чиун. — А кто прочитал тебе поэму?
— Что делать, если я не знаю иврита?! Кроме того, ты ее отредактировал. Я что-то не помню строки «головы полетят долой». Там, кажется, было, «тела расплавит смертельный зной».
— Образ показался мне
— По-твоему, получилось лучше?
— Погодите, — вмешалась Зава. — Нельзя тратить время зря. Мы до сих пор не знаем, где он вознамерился взорвать бомбу. У нас есть установки в Синае, Хайфе, Галилее...
— Сколько у вас достопримечательностей! — усмехнулся Римо.
— Ничего смешного тут нет! — воскликнула Зава. — Он же задумал взорвать весь Израиль!
— Ладно, — сказал Римо, вставая, — но истерикой делу не поможешь. Слушайте, в поэме говорится с хамсине и смерти от песков. Пески означают пустыню. Это ясно. Но что такое хамсин?
— Гениально! — сказал Чиун.
— Элементарно, Ватсон, — отозвался Римо.
— Хамсин — восточный ветер из пустыни Негев, — пояснила Зава. — Он, похоже, решил отправиться на установку возле Содома.
— Я сразу мог это сказать, — вставил Чиун.
Римо скорчил рожу Чиуну и быстро произнес:
— Зава, найди Забора...
— Забари.
— ...и встретимся у Мертвого моря.
— Ладно, — сказала Зава, вскочила в джип и укатила на большой скорости.
— Детективная работа, оказывается, куда легче, чем я думал, — признался Римо.
— Гениально! — откликнулся Чиун со ступенек. — Твоей мудрости поистине нет предела! Ты не только позволил этому четырехколесному сооружению уехать без нас, но ты еще стоишь и радуешься своей гениальности. Радоваться, не имея на то оснований, — значит утратить связь с реальностью. Ну как такой человек может быть хозяином положения?!
Но Римо не собирался позволить Чиуну испортить его настроение.
— Ты мелок! — пробормотал он.
— Если бы здесь был Меллок, — парировал Чиун, — нам не пришлось бы топать по пустыне пешком.
— Подумаешь! — буркнул Римо. — Так все равно быстрее.
И он побежал.
Зава ворвалась в дом Йоэля Забари, когда его супруга зажигала субботние свечи. Зава была в пыли и с трудом переводила дыхание. Она тащилась в дом, и Забари и его четверо детей удивленно посмотрели на нее от стола.
Они только что закончили десерт, и на лицах детей играл довольный румянец. Сегодня, во время поминальных служб, выступление их отца было принято очень хорошо.
— Что такое? — спросил Забари. — Что случилось?
Зава уставилась на свечи. Она помнила еще с детства, что восемь свечей, зажженных в субботу, означают мир и свободу, и свет, источаемый душой человека.
Затем взгляд Завы упал на детей. Светловолосая, темноглазая Дафна, которая в один прекрасный день станет прекрасной балериной. Восьмилетний Дов, все мысли которого устремлены на программу мира, что не оставляло равнодушным никого из тех, кто с ним знакомился. Стефан — спортсмен, боец, поборник правды. И Мелисса, которая из девочки превращалась в женщину. В настоящую женщину в мире, где очень трудно оставаться женщиной.