Последний орк

Де Мари Сильвана

Он повернулся и посмотрел на Роби.

— Моя госпожа, — едва слышно проговорил он.

Роби опустила пращу. Ей овладела страшная усталость. Еще чуть-чуть, и она рухнула бы на землю. Она собралась с силами:

— Мое имя…

Но ей не дано было закончить. Опять ее прервал крик Птицы Феникс, но на сей раз это был странный крик. В нем не было визга, не было злобы. Лишь боль. Обыкновенная боль.

В конце концов Роби лишилась сознания.

Она долго пробыла без чувств. Когда она наконец пришла в себя, уже наступила ночь. Ветер стих, и легкий дождик умывал мир.

Роби лежала у себя дома. Над ней склонился Йорш. Откуда-то донесся обеспокоенный голос Эрброу,

и это был первый звук, который она услышала.

— Мама?

Роби успокоила ее улыбкой. Неподалеку сидела Птица Феникс и встревоженно смотрела на них.

— Роби, любовь моя, все в порядке? Как вы себя чувствуете, моя госпожа? — спросил Йорш.

— Как вы себя чувствуете, госпожа Роби? — эхом повторила Птица Феникс.

Госпожа Роби? Птица Феникс никогда прежде не обращалась к ней с таким почтением. Роби растерянно уставилась на феникса. Во взгляде существа не было ни злобы, ни насмешки.

— Спасибо, все в порядке. Теперь все в порядке, — успокаивая всех, заверила Роби. — Почему она орала? — спросила она Йорша, указывая на Птицу Феникс.

Ее симпатия к этому существу все еще не достигла того уровня, чтобы обратиться к нему лично. Но ответила ей сама Птица Феникс.

— Я снесла яйцо, — промолвила она одновременно и застенчиво, и важно. — Видите ли, госпожа, у меня будет потомство. Я умру.

— Вы… что? — переспросила Роби.

— После того как снесено яйцо, мы не можем более обретать нашу вечную молодость в периодическом самосожжении. Я умру. Я сделала свой выбор. Мой род тоже мог выбрать бессмертие. Видите ли, госпожа, мы были великолепным племенем, сильным и гордым. Как и драконы, с которыми мы долгое время разделяли господство над миром, мы умираем, когда становимся матерями. С того мгновения, как мы снесли яйцо, дни наши сочтены. Имя мое — теперь я смогла его вспомнить — Ангкеель, что значит «посланник». Я, как и мои сестры, передавала людям послания богов, и в награду боги позволили нам отдалять старость и смерть. Это оказался страшный дар. Для нас все всегда было слишком рано. Золотисто-голубое пламя сводило время к нулю, и все начиналось сначала. Увы, слишком поздно мы заметили, что возрождаемся всё более глупыми и нелепыми. Мы утратили способность летать. Потеряли разум. Нам остались лишь злоба и обида на любую жизнь, которая не была потрачена напрасно, в отличие от нашего глупого бессмертия. И чем полнее была эта жизнь, тем больше мы ее ненавидели. Драконы, жестокие и милосердные, избавили нас своими клыками от этой проблемы. Одна за другой, дабы не остаться без потомства, мои сестры снесли яйца, и наследники их бороздят теперь синее небо.

Птица Феникс перевела дыхание.

— Господин, — обратилась она к Йоршу, — я прошу у вас прощения. Моя ненависть к вам перешла все границы. Как никому другому, завидовала я вам, отказавшемуся от бессмертия ради жизни. Мы же, фениксы, из-за страха перед смертью отказываем себе в жизни. Но, умоляю вас, господин, скажите мне: то, что вы говорили Матерям, — это правда? Что жестокие и ужасные врата царства бесконечности — это только видимость? Не была ли это, с вашего позволения, всего лишь милосердная ложь с целью успокоить Матерей и спасти мир? Нет? Прекрасно, господин. У меня осталась последняя к вам просьба. После того как родится мой потомок, не могли бы вы позаботиться о его бесперой юности? Вы говорили мне, что сделали подобное одолжение дракону. Как и дракон, я не переживу рождения моего птенца и, как и дракон, не смогу позаботиться о нем сама. Таким образом, мой наследник, как и наследник дракона, будет нуждаться в ком-то, кто научит его летать. Но научить его летать может только

представитель его же рода, понимаете? Вы знаете, мое дитя будет летать, летать высоко в поднебесье, как когда-то, в начале мира, летала я.

Птица Феникс отодвинулась. Под ней лежало яйцо. Оно было намного меньше, чем яйцо дракона, но такое же красивое: на голубом фоне переплетались золотые и серебряные узоры.

— Как долго вы будете высиживать яйцо? — спросила Роби.

— Три луны, госпожа.

— Три луны?! Дракон высиживал свое яйцо несколько лет!

— Дракон передает яйцу свои знания, госпожа. Я всего лишь даю жизнь. Но мое дитя не должно будет умереть, чтобы принести потомство! У него будет так же, как у вас: две жизни должны будут слиться, чтобы родилась другая, новая жизнь, которая не будет чьей-либо копией, но будет похожа немного на отца и немного на мать. Мое дитя лишится дара речи, зато обретет дар полета, смелости и разума.

В ночи послышался какой-то странный звук — шелест крыльев. Роби уже давно стало лучше, и она вышла из дома. Эрброу сидела на руках у Йорша. Морские орлы спустились на землю и встали вокруг их хижины в спокойном молчании, словно ожидали чего-то. Большие и величественные, они поблескивали в слабом свете звезд своим белоснежно-голубым оперением.

— Никси-деки, — безмятежно объяснила Эрброу удивленным родителям. — Никси-деки!

— Фениксы-детки, — перевел ее слова Йорш. — Фениксы-дети. Это они! Сыновья и дочери фениксов!

Огромные орлы закивали. Взгляд их оставался спокойным и гордым. Они словно улыбались во мраке.

Глава семнадцатая

Дни высиживания яйца стали для всех странным временем, когда возбуждение соединялось с печалью. Сливались воедино два пути: один — к рождению, другой — к смерти, поэтому легкая грусть примешивалась к такой же легкой радости.

Йорша переполняли воспоминания о последнем полете старого дракона.

С каждым днем память Птицы Феникс поднималась из зыбучих песков, в которых прежде увязала с каждым самосожжением и с каждым воскрешением. Она вспомнила историю мира, свое рождение, смерть Ардуина. Вспомнила всю историю этого края, в котором проходила ее жизнь. Вспомнила соляные пруды, обогащавшие землю своей солью, блестевшей на солнце, словно снежные вершины гор. Вспомнила порт, корабли и пиратов, которые разграбили бухту до того, как появились эринии и уничтожили всех своей ужасной яростью.

Под конец Птица Феникс вспомнила о пещерах. На острове, где она жила, находилось с десяток пещер, перед которыми играли друг с другом, разбиваясь на тысячу брызг и замирая острыми пиками, скала и вода. Птица Феникс вспомнила, как жители старинного порта набили эти пещеры различными товарами и сокровищами, чтобы потом перевезти их через море, когда пираты дадут им небольшую передышку.

— Товарами? — переспросил Йорш.

— Товарами, — подтвердила Птица Феникс.

Ткань на одежду и на паруса, сети, удила, крючки, лопаты, мотыги, плуги, вилы, топоры, иглы, ножи, небольшие лезвия, драгоценности, пергамент, мотовила, воск для свечей, миски, тазы, молотки, наковальни, глиняные кувшины, кожа на сапоги, вожжи, седла, луки, мечи, стрелы, шлемы, кирасы…

Все то, в чем нуждалось любое селение. Все то, чем обычно пользовались люди и что невозможно было добыть из земли или из моря…

Йорш, Карен Ашиол, Соларио и все мужчины, умевшие хорошо плавать, построили множество плотов и организовали бесчисленные переправы, одна тяжелее другой и вместе с тем одна счастливее другой, перевозя мириады даров ушедшей эпохи, можно сказать, подарков Неба.