Последний парад адмирала. Судьба вице-адмирала З.П. Рожественского

Грибовский Владимир Юльевич

«Перестать стрелять! — громко скомандовал З. П. Рожественский. — Закрыть боевое освещение! Луч — кверху!» «Князь Суворов» вскоре прекратил стрельбу и погрузился во тьму, передавая задним мателотам вертикальным лучом носового прожектора сигнал «Перестать стрелять!» Те постепенно тоже успокоились, хотя на «Орле» офицеры насильно отгоняли комендоров от орудий, бегая по палубам и башням Вообще, этот броненосец, не наблюдая никаких миноносцев и имея самую неопытную команду, вел беспорядочную стрельбу во все стороны. Волны поддавали в 75–мм. батарею левого борта, и вода растекалась по палубе ^[119].

Адмирал приказал продолжать путь, не останавливаясь для оказания помощи подбитым

рыбачьим судам. По его мнению, угроза действительной атаки еще не миновала. Около двух часов ночи была получена радиограмма «Авроры» с полученных пробоинах (1 — 47–мм., 4 — 75–мм.) и потерях. Священнику крейсера отцу Анастасию (Рукину) в каюте оторвало руку, был ранен также один комендор.

«Это недурно для начала», — нервничал лейтенант П. Е. Владимирский, сознавая свою косвенную вину в происшедшем. Среди офицеров других кораблей — участников инцидента также царило подавленное настроение.

На просьбу командира «Авроры» капитана 1–го ранга В. Е. Егорьева разрешить ему заход в Шербург, чтобы сдать раненного священника в госпиталь, З. П. Рожественский ответил отказом. На следующий день командующий радиограммой «не оставаться на ночь под английским берегом» пресек погрузку угля отрядом Д. Г. Фелькерзама, который для этой цели спокойно стал на якоря в Английском канале вне территориальных вод под Брайтоном. Священник о. Анастасий скончался и был похоронен на кладбище в Танжере, где

16 октября сосредоточились броненосцы Д. Г. Фелькерзама и крейсера О. А. Энквиста.

Сам командующий, не сообщив властям Англии или Франции о происшествии в Северном море, отказался от рискованного из-за тумана захода во французский порт Брест и направился в испанский — Виго, рассчитывая пройти максимально возможное расстояние по наличному запасу угля.

Встав на якорь в бухте Виго утром 13 октября, адмирал застал здесь пять германских пароходов–угольщиков. Однако испанские власти не разрешили погрузку, а из газет на кораблях узнали о реакции на Гулльский инцидент британской общественности и правительства Великобритании. В русофобских газетах Туманного Альбиона эскадру его назвали «эскадрой бешеной собаки» и требовали ее возвращения или даже уничтожения. «Общественность» ожидала от официального Лондона требования к России возвратить эскадру и предать суду адмирала и участников стрельбы по рыбакам.

Первому отряду пришлось задержаться в Виго, где испанские власти дали адмиралу 18 часов для погрузки угля. Работая в бешеном темпе, команды новых броненосцев приняли с угольщиков от 785 («Суворов») до 900 т. («Александр» и «Бородино»), обеспечив возможность дальнейшего плавания.

К чести Николая II можно сказать, что он не оставил заботами своих «аргонавтов», послав 15 октября телеграмму адмиралу. «Мысленно душою с вами и моею дорогой эскадрой. Уверен, что недоразумение скоро кончится. Вся Россия с верою и крепкою надеждою взирает на Вас». Зиновий Петрович ответил: «Эскадра единою душою у престола вашего императорского величества» и в приказе (№ 117 от 15 октября) объявил послание императора и добавил: «Так, ведь, товарищи, что повелит Царь, то и сделаем. Ура».

Император и его Министерство иностранных дел в данном случае обоснованно надеялись на разрешение инцидента дипломатическим путем, так как считали маловероятным военное выступление Великобритании. Между Лондоном и Санкт–Петербургом велись переговоры. 15 октября Николай II совещался с генерал–адмиралом, В. Н. Ламсдорфом и Ф. К. Авеланом по поводу «дерзкого поведения Англии и мер, которые следовало принять». На следующий день царь записал в дневнике: «Вчера посланное нами в Англию предложение передать рассмотрение дел о стрельбе в Немецком море [в ведение] Гаагского суда — возымело действие. Паршивые враги наши сразу сбавили спеси и согласились» ^[120].

Между

тем 16 октября З. П. Рожественский получил из Санкт–Петербурга указание задержаться в Виго до окончания переговоров. Раздраженный командующий ответил явно двусмысленной телеграммой: «Не зная ни цели, ни причины пребывания своего в иностранном порте без связи с остальными отрядами, не могу командовать эскадрой» ^[121].

Санкт–Петербург простил ему эту выходку, как и все остальные. Император и генерал–адмирал (не говоря уже о Ф. К. Авелане) сделали ставку на волевые качества З. П. Рожественского и предоставили ему большую свободу действий. Ставка была велика — от успеха 2–й эскадры флота Тихого океана зависел выигрыш войны с Японией. Сам командующий был убежден в коварстве англичан. Накануне 16 октября он писал жене из Виго: «Англичане либо подстроили инцидент, либо вовлечены японцами в положение, из которого нет легкого исхода…» и далее: «…Без всякого сомнения союз англо–японский предусматривает вооруженную помощь, когда в ней явится потребность… она очевидно наступила».

Действительно, Великобритания повысила боевую готовность флота, начала частичную мобилизацию и послала крейсера своего Флота Канала отслеживать движение З. П. Рожественского. Но русско–английские отношения, как об этом уже говорилось, было решено уладить в соответствии с решением 1–й международной конференции мира, которая состоялась в Гааге в 1899 г. по инициативе России и предусматривала мирное разрешение международных конфликтов на основе переговоров.

17 октября 1904 г. для дачи показаний об инциденте в Гааге с эскадры были списаны капитан 2–го ранга Н. Л. Кладо (от штаба и «Князя Суворова»), вахтенный начальник «Императора Александра III» И. Н. Эллис, младший минный офицер «Бородино» лейтенант В. Н. Шрамченко и минный офицер «Камчатки» лейтенант Р. К. Вальронд. Эти люди стали единственными флотскими офицерами последних трех кораблей, которым было суждено остаться в живых.

Гулльский инцидент был впоследствии разрешен в Гааге на заседаниях международной комиссии адмиралов, где Россию представлял вице-адмирал Ф. В. Дубасов, Англию — вице-адмирал Л. Бомон, председателем был французский адмирал Фурнье, членами — австрийский адмирал Шпаун и американский — Дэвис. Русское правительство 23 февраля 1905 г. выплатило гулльским рыбакам компенсацию в 65 тыс ф. ст.

18 октября из Санкт–Петербурга было получено разрешение продолжать поход. В 7 час. 00 мин. 19 октября Рожественский вышел из Вию, написав перед этим Ольге Николаевне: «Ослабели мы все в корень, и с такою общею болезненною слабостью сумасбродному предприятию нашему пресловутой 2–й эскадры трудно рассчитывать и на авось даже…» ^[122]В этом же письме он выразил опасение, что по приходе эскадры на Дальний Восток англичане могут выступить на стороне японцев с оружием в руках.

Действительность, казалось, оправдывала эти подозрения. Когда 19 октября четыре броненосца первого отряда и «Анадырь» вышли в море, их обнаружили и к ночи следующего дня окружили английские крейсера. Днем 20 октября, когда англичане демонстрировали искусство перестроений, просвещенный В. П. Костенко отметил наличие четырех кораблей типа «Ланкастер» и одного флагманского — типа «Гуд Хоуп» («Бгаке»), а Е. С. Политовский — целых десять единиц.

Маневры англичан наблюдали с мостика «Князя Суворова», где зарядили орудия боевыми снарядами. «Любуетесь? — спросил адмирал у В. И. Семенова и продолжил: — Любуйтесь! Есть на что! Вот это — эскадра! Это — моряки! Эх, если бы нам…» — и не договорив, начал быстро спускаться по трапу. В его голосе звучало столько искренней горечи, по его лицу скользнуло выражение такого глубокого страдания, что я сразу понял…