Последний пир
Шрифт:
Мой кабинет расположен в задней части замка, под самым чердаком. Форма у комнаты получилась странная, поскольку она расположена в башне, зато три окна позволяют мне любоваться излучиной реки. Когда-то я купался в этой реке вместе с Виржини. Теперь там купаются разве что крестьянки, уверенные, что за кустами их никто не заметит: впрочем, отсюда я вижу лишь маленькие точки. Я прислушиваюсь к радостным голосам и громкому смеху, пока кто-нибудь из слуг не отправляется их утихомирить. Тогда они спешно хватают одежду и прячутся. С такого расстояния они совсем малы, словно мухи.
— Милорд… — Служанка дожидалась моего ответа. — Это пришло вместе с письмом.
Кратко и бессодержательно, как и все, что говорили
— Так вносите!
Она боком протиснулась в дверь, сжимая в руках какое-то рыжее животное размером с кошку, но с огромными глазами, делающими его морду похожей на маску, и длинным носом, отдаленно напоминающим нос землеройки. Зверек щурился на яркий свет. Я машинально встал и задернул шторы, отчего кабинет погрузился в полумрак.
— Днем оно спит, — сказал я.
Служанка подозрительно покосилась на животное и протянула мне. Быть может, она случайно причинила ему боль, или зверь просто обезумел после долгого путешествия… Так или иначе, в следующий миг он резко развернулся и укусил ее. Случилось неизбежное: она вскрикнула и бросила лемура на пол, и тот тоже закричал. Если бы Тигрис сейчас не спала на солнечной террасе, она бы уже съела бедную тварь.
— Промойте и перевяжите укус!
Служанка перевела взгляд с укушенного запястья на зверька, присела в реверансе и выбежала из комнаты. Не знаю, промыла она рану или не удосужилась… Может, промыла, но не тщательно. Через час ее начало лихорадить, а к наступлению темноты все слуги уже прятались по углам и тревожно перешептывались. Я велел позвать священника — древнего старика, которому недолго осталось служить в церкви. Горничная умерла на рассвете: ее тело покрыл пот и сковали судороги.
Мне следовало вызвать врача, считали деревенские жители.
Я — как и всякий человек, живущий рядом с болотом, — видел в жизни немало смертей и лихорадок. Мне достаточно было одного взгляда на служанку, чтобы понять, кто ей нужен — не врач, а священник. И все же они, вероятно, были правы. Спустя два дня ее похоронили, и я позволил слугам замка явиться на похороны. Пока на кухне никого не было, я спокойно приготовил своего лемура.
Пятнадцать дюймов в длину.
Я записал это в свой блокнот.
Вес — двадцать унций. На воле, подумалось мне, они должны весить больше. Лемур отощал от голода — вероятно, в дороге его почти не кормили. В желудке обнаружились остатки яблока и паука. Единственное, что представляло для меня подлинный интерес, было странное уплотнение на локте, под которым обнаружилась как будто раневая поверхность. Я вспомнил, что лемур лизал локоть, перед тем как укусить служанку. Без шкуры он оказался настолько похож на маленького человечка, что я быстро отрезал себе кусок филе, а внутренности, кости и шкуру выбросил в мешок.
Я поджарил мясо на несоленом сливочном масле и приправил черным перцем с паприкой. На вкус лемур напоминал кошку, однако мясо у него было жилистое от недоедания. Я только снял пробу, а остальное выбросил: побоялся, что и плоть лемура может быть ядовита. На самом деле ядовитых млекопитающих на свете крайне мало, однако я решил не испытывать судьбу — вдруг этот зверек был исключением.
Увидев наутро первые лучи восходящего солнца, я понял, что выжил.
Садовники нашли в кострище обгоревшие останки лемура. Я так разозлился на зверька за смерть служанки, что замучил его и собственными руками изрубил на части, — рассказывали потом они и некоторое время относились ко мне чуть благосклонней…
Лоран сейчас в Ост-Индии — беззаботный сердцеед с теплыми карими глазами. Он пишет
Больше всего я радуюсь, что мои дети сейчас не во Франции. Дочь в Лондоне, где ей ничто не грозит, а сын на пути к очередному необитаемому острову.
С тех пор как Элен вышла замуж, Жорж Дюра полностью переписал свою жизнь и историю. Он прочел всего Вольтера, научился свободно говорить о политике, реформах и законе, всегда упоминая их вместе и никогда — по отдельности, чтобы власти считали его добропорядочным гражданином. Управление отцовской фирмой он поручил дальновидному директору, который сумел значительно повысить ее доходность и открыть множество филиалов в разных городах. Сам Жорж отошел от круга людей, на которых прежде пытался произвести впечатление, — от людей вроде меня. Он начал заводить совсем иные знакомства. Попав в провинциальное собрание — как представитель третьего сословия, буржуазии и крестьян, — он стал человеком влиятельным и уважаемым. А красноречивые эссе и памфлеты сделали его известным в широких кругах.
Десятилетний голод пробудил во французском народе жажду перемен, и после подписания Парижского мира в 1783 году, когда Англия наконец признала независимость Америки, жоржи дюра этого мира почувствовали, что будущее за ними. Они требуют свободы, но не от англичан, как Америка, а от нас. Мы — их англичане, а они — сами себе американцы.
Ирония заключается в том, что, если бы король не поддержал Америку, их замысел бы провалился и Лондон сохранил бы свои колонии. Да, мы разбили армию Паскаля Паоли, однако конституция Корсики оказала большое влияние на американцев, когда они сели писать собственную. Солдаты, которых мы отправляли воевать плечом к плечу с американцами, привезли домой революционный дух союзников. Они своими глазами увидели, что перемены возможны. Не поддержи мы Америку, Франция не разорилась бы, и королю не пришлось бы созывать нотаблей. Когда собрания нотаблей не привели к желаемым результатам, Людовик решил созвать Генеральные штаты. Жорж на этом собрании представлял третье сословие и был одним из тех, кто 17 июня минувшего года объявил Генеральные штаты Национальным собранием и взял власть в свои руки. Месяц спустя революционеры взяли Бастилию, и в Париже началась резня. 1789-й изменил все. Мы — их англичане, и они хотят сбросить ярмо.
Так началась их война за независимость.
1790
Революция
Остальное — уже история, которую будет писать следующее поколение. Едва ли они будут к нам благосклонны, да и с чего бы? Они припомнят нам все плохое и забудут хорошее. Прошел год с тех пор, как Генеральные штаты стали Национальным собранием, и третье сословие, возглавляемое людьми вроде Жоржа Дюра, решило обойтись без первого и второго. Они избавляются от духовенства и дворянства. За лето сгорело множество замков, убиты тысячи дворян. Многие мои друзья стали беженцами, их приютили Лондон, Вена и Берлин. Другие признали своим флагом триколор и покорились новому режиму. Впрочем, вряд ли это поможет им выжить.