Последний поединок
Шрифт:
Кузенко насмешливо присвистнул:
— Что касается меня, я это допускаю. Вряд ли их смутит присутствие киевлян. Они и людьми-то нас не считают… А тут уже определенно говорят — я краем уха это слышал, — что рыжий Пауль из Бабьего Яра будет присутствовать. Он вроде бы и сам когда-то поигрывал, к «Люфтваффе» — его любимая команда…
— Ты, Ваня, хочешь что-то предложить? — удивленно и настороженно спросил Русевич.
— А вот и предлагаю…
Он быстро одел футболку:
— Двум смертям не бывать!..
Русевич засмеялся,
— Узнаю, друг!
В раздевалку уже доносился гул стадиона, звенели фанфары и завывали трубы оркестра, исполнявшего какой-то бравурный немецкий марш.
— А все-таки удивительное дело — взволнованно сказал Свиридов. — Иногда мне казалось, будто город весь вымер и среди его огромных развалин человека не сыскать. Но посмотрите на трибуны: все заполнено до отказа, а люди по-прежнему идут…
Не только Свиридов — все его товарищи были удивлены таким наплывом народа; они верили, что киевляне обязательно придут на этот необычный матч, но такого массового похода на стадион не ожидали.
Что же сказать о немецком командовании, об эсэсовцах, гестаповцах и полицейских?
Очень довольный своим мероприятием, Пауль Радомский важно восседал в ложе командования. Немецкие офицеры могли видеть: он восседал рядом с самим оберфюрером Эрлингером и вел с ним непринужденную беседу.
Начальник гестапо Эрлингер сегодня был приветлив и оживлен. Он с интересом слушал Пауля и по временам даже улыбался. «Кто мог бы предположить, — думал он, — что этот Пауль окажется этаким ловкачом! Он сумел привлечь на стадион тысячи киевлян, и не под угрозой штыков или концлагеря. А завтра в газетах появятся огромные фотоснимки и заголовки возвестят: «Доверие украинского народа к победителям»…
Пауль заранее подготовил фоторепортеров и кинооператоров.
— Да, мне нравится ваша идея! — говорил Эрлингер, осматривая заполненные секторы. — Недавно мы разгоняли даже мелкие группы киевлян. Сегодня мы разрешаем им собраться всем вместе Мы не боимся. Такова мысль. Я думаю, она понятна каждому киевлянину.
— Это старая политика, — скромно ответил Пауль. — Кнут и пряник. Там, на Сырце, я крепко держу обеими руками кнут, а здесь я предложил им пряник…
— Однако… вы уверены в победе наших игроков? — вдруг настороженно спросил Эрлингер.
— В прошлом я сам неплохо гонял мяч. Я отлично знаю команду «Люфтваффе». Можете не сомневаться. Это хорошо подготовленный спектакль.
Думая о снимках, которые уже завтра будут напечатаны в газетах, Эрлингер усмехнулся:
— Воображаю, какое впечатление произведут эти снимки в Берлине! Полагаю, что экземпляры газет нужно будет послать специальным самолетом доктору Геббельсу. Он любит такие «находки». — Эрлингер не успел закончить фразу: его отвлек смутный, но явственный гул, пронесшийся над стадионом. Внизу, на беговой дорожке, он увидел двух малышей. Они выбежали на середину поля и высыпали
Вслед за мальчишками на поле вышли спортсмены Киева. Тотчас бурно грянули аплодисменты, послышались возгласы одобрения, и гулкий топот ног прокатился, подобно отдаленному грому.
— Это недопустимо! — гневно воскликнул Эрлингер. — Они вышли в красных майках — в цвете большевистских знамен…
— Я накажу виновных, — пробормотал Радомский, нервно вытирая платком сразу вспотевший лоб. — О, я примерно их накажу!
В офицерских ложах тоже произошло волнение: от Эрлингера не укрылось, что многие офицеры обернулись к нему; на лицах их отразились и удивление и возмущение.
Чувствуя себя главными участниками событий, Василий и Котька мчались через поле обратно, к раздевалке.
Навстречу им выбежала команда «Люфтваффе», но мальчуганы, казалось, и не собирались уступать немцам дорогу и только в самые последние секунды, когда передний немец уже замедлил бег, одновременно свернули в сторону, вызвав дружный смех на трибунах.
Разминка продолжалась недолго; «летчики» послали в свои ворота несколько мячей, которые их вратарь — стремительный Краус, прыгая с удивительной легкостью, отразил без особого труда.
На своей штрафной площадке киевляне обменялись десятком ударов и возвратились в раздевалку. Уже готовый к выходу судья укоризненно покачал головой и сказал, обращаясь к Свиридову:
— К вашему сведению, командование недовольно. Офицеры могли сорвать с вас красные майки.
Свиридов возразил:
— Других маек у нас нет.
— Вы должны были заявить об этом раньше.
— Кому заявить? Кто бы позаботился о новой форме?
Судья только развел руками, вздохнул и поспешил на поле.
Разминувшись с ним на какие-то секунды, в раздевалку вбежал Корж.
— Ой, братцы мои, чуть было не опоздал! Где моя «роба»?
Васька подал ему комплект формы и уже не раз побывавшие в боях бутсы. Чувствуя на себе внимательные взгляды товарищей, Корж стал быстро одеваться.
— Ничего, обойдусь и без разминки! — приговаривал он, в тоне его голоса угадывалась попытка оправдаться перед товарищами.
Красная футболка, которую Корж лишь теперь развернул, заметно смутила его, но, решительно тряхнув головой, он надел ее, хотя руки его дрожали.
Протяжный свисток судьи вызвал команды на поле. Извиваясь рассчитанной змейкой, команда «Люфтваффе» выбежала первой. Из офицерских лож донеслись аплодисменты, и многие военные встали. Но стадион, это огромное окружие трибун, заполненное пестрой человеческой массой, оставался безмолвным.
Какой-то эсесовец в несколько прыжков пересек беговую дорожку, выпрямился, поднял кулак и во все горло заорал фашистское приветствие. С трибун ему откликнулись разрозненные голоса. Кто-то пронзительно свистнул. Эсесовец повернулся и побрел к своей скамье.