Последний поезд на Ки-Уэст
Шрифт:
Прибыли на поезде, как пить дать. Никогда в жизни не видела такого платья, как у нее.
Они садятся за свободный столик на моей половине, и я направляюсь в их сторону, но перед этим меня опять накрывает дневная греза, и я представляю себе Тома на лодке в море – ветер свищет, волны становятся выше, надвигается шторм, сверкает молния, грохочет гром, и небеса содрогаются в праведном гневе.
Я на мгновение закрываю глаза и произношу молитву, которая звучит у меня в голове большую часть моего девятилетнего брака.
Я молю море прибрать моего супруга, чтобы он больше не вернулся
Глава 2
Мирта
– С молоком?
Я поднимаю глаза на светловолосую официантку, пытаясь сформулировать ответ на ее вопрос.
Что ты за жена, если не знаешь, какой кофе пьет муж?
Стоило нам с Энтони войти в кафе «У Руби», как на нас устремились все взгляды. Для такого простого места мое платье выглядит слишком шикарным, драгоценности – чересчур кричащими, а кожа – темнее, чем у прочих посетителей.
Никогда в жизни не чувствовала себя настолько не в своей тарелке.
– Не уверена, – с запинкой отвечаю я на чужом мне языке.
Живот крутит от завтрака, съеденного много часов назад на пароме из Гаваны в Ки-Уэст, во рту металлический вкус. Всю дорогу я боялась проиграть битву с морской болезнью и облевать яйцами и фруктами роскошные черные кожаные туфли Энтони. Я почти не спала и изводила себя переживаниями о том, когда новоиспеченный муж решит предъявить свои супружеские права. Но, как оказалось, причин для опасений у меня не было – как именно Энтони провел ночь, мне неизвестно, но в любом случае – не в моей постели.
Услышав мой ответ, официантка приподнимает бровь, молочник зависает в воздухе. При виде кольца на моем безымянном пальце ее глаза округляются – несколько недель назад, когда Энтони подарил мне этот бриллиант, моя реакция была примерно такой же.
– С молоком, пожалуйста, – наугад решаю я, потому что Энтони отошел сделать звонок.
Официантка наклоняется, чтобы налить молоко в чашку, прядь ее почти белых волос выбивается из пучка на макушке. Она беременна, живот напористо выпирает из ее маленького тела, а значит, ребенок уже на подходе, и кофейник кажется слишком тяжелым для ее тонких запястий. Кожа на руках красноватая, обветренная и местами облезает.
На вид она примерно моего возраста – пожалуй, ей немногим за двадцать или чуть больше. Для такой молодой женщины у нее слишком печальные глаза и сгорбленные плечи.
И тем не менее она довольно миловидная.
Она напоминает мне акварель, которая когда-то висела в доме моих родителей в Гаване – приглушенные выцветшие краски придавали ей особое очарование, создавали призрачное ощущение красоты. Но в ее движениях чувствуется нервозность, конечности болезненно подрагивают, и это никак не согласуется с безмятежным выражением лица.
Я запоздало соображаю повернуть кольцо внутрь с глаз долой, испытывая укол совести из-за показушности камня и одежды, которую купил он. Повернись судьба иначе, возможно, на месте этой женщины была бы я – в поношенной, треснувшей по швам одежде, с усталым, отчаявшимся взглядом?
– Мы
Официантка открывает рот, точно намереваясь что-то сказать, и тотчас закрывает его, переключая внимание на Энтони, который широким шагом переступает порог, – статное воплощение уверенности в себе и физической силы.
Он красивый мужчина, мой новоиспеченный муж, притягательный, как бриллиант у меня на пальце, – женщины таких обожают, а мужчины собираются вокруг них в прокуренных клубах, где между бокалами рома совершаются сомнительные сделки и даются рискованные советы по акциям, сколь ни редко это случается в наши дни. Появление Энтони в ресторане сопровождается многочисленными любопытными взглядами – его элегантный костюм здесь так же неуместен, как и мое платье.
Он красивый мужчина и – что самое важное, по крайней мере для моих родителей, – богатый и со связями, хотя слухи об источниках накопленного им состояния сильно разнятся – от неприличных до откровенно криминальных. За деньги он купил себе жену, чья семья оказалась в тяжелом положении. Я так и не узнала суть их договора с отцом – золото, недвижимость или иная стоимостная оценка единственной дочери, – но мое мнение вряд ли имело значение.
– Ты заказала ланч? – спрашивает Энтони.
Язык – это еще один разделяющий нас барьер. Мне удобнее всего общаться по-испански, он предпочитает итальянский, и поэтому нам приходится изъясняться на английском – единственном языке, который мы оба знаем.
Как же мы будем жить при таком количестве разногласий?
– Еще нет. Я побоялась ошибиться с выбором. Вот твой кофе.
Я указываю на чашку, ожидая его реакции. Я так мало знаю о нем – о его предпочтениях, характере, темпераменте.
Официантка удаляется, стараясь не уронить поднос.
– Я звонил приятелю, – говорит Энтони. – Мы проедем по шоссе и сядем на паром, который доставит нас прямиком в Айламораду. Там уже все готово к нашему приезду.
Я снова верчу кольцо на пальце – оно непривычно тяжелое, острые закрепки, удерживающие бриллиант, периодически вонзаются в кожу. Какому мужчине придет в голову в наше время покупать жене подобные украшения?
Энтони морщит темные брови, впиваясь взглядом в мою руку.
– Великовато?
– Прости, ты о чем?
– О кольце.
Я прекращаю его крутить.
– Оно тебе великовато, – поясняет он. – Когда будем в Нью-Йорке, можем зайти к моему ювелиру и подогнать по размеру.
Нью-Йорк – конечный пункт нашего путешествия по железной дороге восточного побережья Флориды, но до этого мы на неделю остановимся в доме мужнина приятеля в деревушке Айламорада. Я никогда не бывала в Нью-Йорке, никого там не знаю, но ему суждено стать моим домом, местом, где я рожу детей и проведу остаток своих дней. Сколько бы раз я ни говорила себе, что это моя судьба, я не могу свыкнуться с мыслью о том, как внезапно и бесповоротно изменилась моя жизнь. Я не могу представить себе, что с нами будет дальше и как я научусь быть женой этого мужчины.