Последний польский король. Коронация Николая I в Варшаве в 1829 г. и память о русско-польских войнах XVII – начала XIX в

Болтунова Екатерина

На следующий день после обнародования российского манифеста молодой император издал еще один манифест, адресатом которого на сей раз стали жители Царства Польского:

Мы Божьей Милостию Николай I, Император и Самодержец Всероссийский, Царь Польский и проч. и проч… повелеваем всем и каждому, кого это касается:

В соответствии со Ст. 1 и Ст. 5 Конституционной хартии, согласно коим Царство Польское навсегда присоединено в Российской империи мы объявляем, что Манифест, объявленный нашим подданным 12 (24) декабря распространяется в равной степени на Царство Польское. Мы повелеваем посему, чтобы с сим Манифестом в царстве ознакомлены были и выполнили все предписания в нем содержащиеся относительно восшествия на престол и чтобы принесена была присяга на верность подданства.

Поляки, мы уже заявили свое неколебимое желание продолжить в своем правлении путь, избранный светлой памяти императором и царем Александром I, и мы объявляем через сие, что все институты вам от него данные будут сохранены. Через сие я обещаюсь и клянусь перед Богом, что буду соблюдать Конституционную хартию и приложу все свои усилия для ее сбережения.

Дано в Санкт-Петербурге 13 (25) день месяца декабря 1825 лета от Рождества Христова, царствования же Нашего с первое [40] .

40

Archiwum Gl'owne Akt Dawnych (далее – AGAD). F. 210. № 20. K. 15; Огинский М. Мемуары Михала Клеофаса Огинского о Польше и поляках с 1788 до конца 1815. Минск: Четыре четверти, 2015. Т. 2 (Приложения). С. 426. Оригинал на французском языке: Oginski M. M'emoires de Michel Oginski sur la Pologne et les Polonais, depuis 1788 jusqu’`a la fin de 1815 / 'Ed. par L. Chod'zko. Paris: Ponthieu; Gen`eve: Barbezat et Delarue, 1827. Vol. 1. P. 315–316.

Сейчас

нам сложно представить, что этот документ, слово в слово повторяющий формулировки Польской хартии 1815 г., предписывавшей наследникам Александра I приносить клятву конституции [41] , был подписан Николаем I – человеком, которого принято считать консерватором и поборником охранительной политики. Нам, впрочем, несложно вообразить, что в состоянии страха человек способен на действия, о которых он не смог бы помыслить при других обстоятельствах. Этот поразительный манифест «императора и царя» был одобрен, когда до восстания на Сенатской площади оставались считаные часы. Николай знал, что его царствование может оборваться не начавшись. Его жизни угрожала прямая опасность: эпоха дворцовых переворотов не была забыта, внезапная смерть Александра I вызвала множество слухов и домыслов, трактовавших смерть императора как подозрительную, связанную с отстранением от власти и убийством. Обществу было сложно принять тот факт, что следующий в ряду на престолонаследие великий князь Константин, которому уже была принесена присяга, внезапно отказался от власти. Молодой император мог ожидать появления лозунга «Константин и Конституция» не только на улицах Петербурга, но и в столице Царства Польского. Возможность подобного развития событий существовала: в Варшаве представители генералитета активно обсуждали вопрос возведения великого князя Константина Павловича на престол вопреки его собственной воле [42] .

41

Конституционная хартия Царства Польского. С. 530.

42

Об этих планах и историографии вопроса см.: Каштанова О. С. Великий князь Константин Павлович (1779–1831 гг.) в политической жизни и общественном мнении России. С. 128–130.

Николай, вероятно, опасался, что Константин Павлович, который, бесспорно, вел свою игру в период междуцарствия, мог провозгласить себя польским королем. Возможность такого развития событий не исключает О. С. Каштанова, полагая, что, отказавшись от российского престола, цесаревич рассматривал для себя возможность получения польской короны [43] . Отсюда и настойчивое стремление Николая I повторять – в манифесте о восшествии на престол, а потом и в отдельном манифесте, адресованном полякам, – что он является императором Всероссийским, а равно и царем Польским. Эти формулировки закрывали Константину возможность маневра. Чтобы обеспечить безопасность империи на западных границах и нейтрализовать цесаревича, молодой император готов был поклясться на верность той самой конституции, о которой кричали восставшие под окнами его дворца.

43

Проанализировав тексты М. С. Лунина и Д. И. Завалишина, исследовательница пришла к выводу, что даже после отречения Константина генералитет Литовского корпуса и несколько приближенных великого князя предполагали, вопреки решениям цесаревича, организовать в полках присягу, возведя таким образом Константина на престол (Каштанова О. С. Великий князь Константин Павлович (1779–1831 гг.) в политической жизни и общественном мнении России. С. 129). В этом отношении О. Каштанова оспаривает позицию С. Б. Окуня, который полагал, что после 14 декабря 1825 г. объявление Константина Павловича королем Польши сделалось невозможным (Окунь С. Б. Декабрист М. С. Лунин. Л.: Изд-во Ленингр. ун-та, 1962. С. 85).

Важно отметить, что николаевский манифест, обращенный к Царству Польскому, в России практически неизвестен. Это вполне объяснимо – ведь документ не вошел в Полное собрание законов Российской империи [44] . Документ был отброшен как «местное установление», представлять которое в основном собрании нет необходимости. В реальности речь, конечно, шла о цензурировании: императорский манифест с клятвой конституции едва ли мог расцениваться как несущественный с точки зрения его содержания. К тому же более ранние установления, касающиеся польских территорий, в «Полном собрании законов» были отражены вполне подробно [45] . Очевидно, Николаю было больно вспоминать свой страх и клятву, принесенную польской конституции.

44

Текст манифеста был опубликован в Париже в 1827 г. как приложение к изданию мемуаров М. Огинского. Он появился на русском языке в 2015 г., но остался совершенно незамеченным в академической литературе (Огинский М. Мемуары Михала Клеофаса Огинского о Польше и поляках с 1788 до конца 1815. Т. 2. С. 426).

45

В «Полное собрание законов Российской империи» были, в частности, включены екатерининские документы, связанные с разделами Речи Посполитой, – указы назначенному белорусским генерал-губернатором З. Г. Чернышеву, а также распоряжения, адресованные М. В. Каховскому и М. Н. Кречетникову, могилевскому и псковскому губернаторам соответственно (ПСЗ. Собрание 1. Т. 19. № 13807, 13808, 13850).

Вместе с тем в западных землях империи манифест был хорошо известен. Достаточно сказать, что он в буквальном смысле слова не остался без ответа. Реакцией на обращение стал направленный на имя императора адрес Сената Царства Польского от 5 (17) января 1826 г., подписанный его председателем Станиславом Замойским. Обращаясь к Николаю I, граф писал: «…незабываемые слова Ваши, которыми Вы нас уверили в поддержке всех установлений Вашего великого предшественника, проникли в сердца всех поляков, погасили чувство отчаяния, оставив лишь чувства любви и признательности». В адресе упоминался «великий гений» и «возродитель» польской нации Александр I [46] , именно ему, как утверждалось в документе, сенаторы хотели бы установить монумент в Варшаве. Замойский выражал надежду, что Николай сможет утвердить проект мемориала на ближайшем сейме [47] . Иными словами, польский Сенат подтверждал, что клятва императора была услышана. При этом, хотя и в вежливо-завуалированной форме, монарху предлагалось сделать следующий шаг – созвать сейм. В своем ответе сенаторам, последовавшем через месяц, Николай I согласился на предлагаемые условия: разрешив согласовать проект монумента Александру I и вынести его на обсуждение на ближайшем сейме, император фактически обещал скорый созыв представительства [48] .

46

Сенаторы описывали поляков как нацию, которую «долгая немилость божья стерла из списка наций» и которая получила «новое существование лишь благодаря неустанной воле» императора Александра I (Огинский М. Мемуары Михала Клеофаса Огинского о Польше и поляках с 1788 до конца 1815. Т. 2. С. 426–428).

47

Огинский М. Мемуары Михала Клеофаса Огинского о Польше и поляках с 1788 до конца 1815. Т. 2. С. 426–428. Оригинальный текст на фр. яз. см.: Oginski M. M'emoires de Michel Oginski sur la Pologne et les Polonais, depuis 1788 jusqu’`a la fin de 1815. Vol. 1. P. 317–319.

48

Огинский М. Мемуары Михала Клеофаса Огинского о Польше и поляках с 1788 до конца 1815. Т. 2. С. 428–430. Оригинальный текст на фр. яз. см.: Oginski M. M'emoires de Michel Oginski sur la Pologne et les Polonais, depuis 1788 jusqu’`a la fin de 1815. Vol. 1. P. 320–322.

В Польше общественная реакция на публикацию манифеста 13 (25) декабря была позитивной. Великий князь Константин Павлович в переписке с Ф. П. Опочининым в феврале 1826 г. характеризовал ситуацию следующим образом: «Император, при восшествии своем на престол, обещал манифестом, данным этой стране, следовать по стопам покойного императора, и привел этим всех в восторг» [49] . Манифест вспоминали и перед варшавской коронацией 1829 г. Так, автор одного из стихотворений, изданных по этому случаю, восхваляя императора Николая, отмечал «святое обещание продолжать дело своего предшественника», данное, когда «воскреситель родины» Александр I скончался в Таганроге. Это обещание, как пишет автор, подпоручик польской армии, заставило «север (имеется в виду Польша. – Прим. авт.)

воссиять» [50] . Знали о манифесте и за границей – его оригинал на французском языке был опубликован в Париже в 1827 г. как приложение к мемуарам Михаила Огинского [51] . Отголоски произошедшего долетали и до российского общества. По крайней мере, в отдельных документах можно обнаружить рассуждения, что власть российского императора в Польше ограничена «конституцией, которой он (Николай I. – Прим. авт.) присягал» [52] .

49

Шильдер Н. Император Николай I и Польша. 1825–1831 гг. Вып. 2. С. 285.

50

Российский государственный исторический архив (далее – РГИА). Ф. 472. Оп. 1. Д. 24. Л. 363 (b) об.

51

Oginski M. M'emoires de Michel Oginski sur la Pologne et les Polonais, depuis 1788 jusqu’`a la fin de 1815. Vol. 1. P. 315–316.

52

[Грибовский А. М.] Воспоминания и дневники Адриана Моисеевича Грибовского, статс-секретаря императрицы Екатерины Великой. С. 112.

Восстание в Петербурге было подавлено, но ощущение безопасности у Николая, видимо, не возникло – необходимость договориться с Константином Павловичем и убедиться в спокойствии на новых западных границах империи все еще была актуальна. Вероятно, именно поэтому спустя всего несколько месяцев после восшествия на престол, уже находясь в процессе активной подготовки к коронации в Москве, Николай I сам написал великому князю о необходимости подготовить коронацию в Царстве Польском. 24 мая 1826 г., то есть ровно за три года до коронации, цесаревич откликнулся на это предложение письмом из Варшавы. Константин не продемонстрировал какого-то особенного энтузиазма: он писал, что знает о том, что коронация предписана Конституцией, но не может сказать ничего определенного, поскольку прецедентов подобного рода не было. Ссылаясь на свою неосведомленность в подобного рода вопросах, он уведомлял Николая, что посоветуется обо всем с Н. Н. Новосильцевым [53] . Дискуссия о коронации началась.

53

Переписка императора Николая Павловича с великим князем цесаревичем Константином Павловичем. Т. 1 (1825–1829). С. 75.

Похоже, что весной 1826 г. Николай I действительно начал серьезно думать о коронации в Варшаве. Об этом можно судить по тем действиям, которые император предпринял во время организации похорон Александра I, останки которого были доставлены в Петербург из Таганрога.

Гроб с телом покойного монарха, который несколько месяцев «путешествовал» по России, проехав Харьков и Курск, Орел и Тулу, Москву и Новгород, был торжественно ввезен в столицу 6 марта, а неделю спустя, 13 марта, состоялись поразившие воображение современников похороны. За богато декорированной колесницей с гробом Александра I от Московской заставы до Казанского собора, где был устроен катафалк [54] , а затем, неделю спустя, от Казанского собора до Петропавловского, где монарх нашел упокоение, шли молодой император Николай I, представители монаршей фамилии и двор. Здесь же шествовали члены Сената и Синода, Государственного совета, генералы и офицеры, чиновники и учителя, купцы и ямщики – одним словом, вся столица огромной Российской империи [55] . Дома вдоль основного движения шествия были убраны траурными лентами и фестонами, о событии писали все газеты, о нем сообщали на улицах разъезжавшие по городу герольды, а доступ на устроенные для наблюдения «места и помостки… при всех заборах, решетках и в обоих ярусах гостинаго двора» можно было получить, заплатив баснословную сумму 100 руб. [56]

54

Торжественное ввезение в Царское Село и в столицу, и погребение тела в Бозе почивающаго императора Александра Павловича // Отечественные записки. 1826. № 25. С. 543–544.

55

Торжественное ввезение в Царское Село и в столицу, и погребение тела в Бозе почивающаго императора Александра Павловича. С. 525–528.

56

Там же; Миролюбова Г. А. Последний путь // Александр I. «Сфинкс, не разгаданный до гроба…» Каталог выставки. СПб.: Славия, 2005. С. 177; Cort`ege fun`ebre de feu Sa Majest'e l’ Empereur Alexandre. Saint-P'etersbourg: [s. n.], 1826.

Шествие было «закутано» в бесчисленные флаги и знамена, составлявшие вместе визуализированный императорский титул. Здесь были гербы более 40 земель – от Ярославля и Рязани до Казани и Астрахани, от Нижнего Новгорода и Перми до Курляндии и Кабарды [57] . В шествии прошли грузинские цари и царевичи, карабахский хан и калмыцкие князья [58] , а также чины Российско-Американской компании, представлявшие интересы империи на Аляске. Колесницу императора сопровождало православное духовенство, а священники евангелической и армянской церквей, выйдя из дверей храмов на Невский проспект, «при приближении процессии в безмолвии, подобающем для благодарения и благоговения, кадили августейшему усопшему» [59] . Любой наблюдавший за петербургским действом должен быть увидеть: империя покойного Александра разнообразна и обширна, а ее границы простираются за пределы Евразийского континента.

57

Cort`ege fun`ebre de feu Sa Majest'e l’ Empereur Alexandre. P. 1–4.

58

РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 5. Л. 265–270.

59

Миролюбова Г. А. Последний путь. С. 17.

И все же земли российской императорской короны были выстроены в абсолютно зримую иерархию, в рамках которой приобретенное Царство Польское оказывалось исключительно значимым. Документы Печальной комиссии, занимавшейся похоронами Александра, демонстрируют, что вопрос о том, как подчеркнуть особое положение Польши (в ряде случаев Польши и Финляндии [60] ) в составе Российской империи, стал едва ли не самым важным. Здесь возникало множество идей. Так, Печальная комиссия, которую официально возглавил князь А. Б. Куракин, предлагала Николаю I пригласить в Петербург депутации от Царства Польского и Великого княжества Финляндского. При этом в документе отдельно проговаривалось, что «к похоронам в Бозе почивших царствующих лиц Депутаций из губерний не назначается». Мотивацией к тому, чтобы «вытребовать» в столицу депутатов от Польши и Финляндии, был назван тот факт, что речь шла о «царстве» и «великом княжестве» соответственно [61] . Едва ли, однако, это являлось настоящей причиной: Грузия, также именовавшаяся царством, в докладной записке не фигурировала – речь шла об особости именно западных территорий. Не менее энергично императору предлагали обдумать приглашение министра-секретаря Царства Польского и статс-секретаря Великого княжества Финляндского [62] , при этом представителям Польши и Финляндии надлежало шествовать вместе с чиновниками Собственной Канцелярии Его Императорского Величества, Канцелярии Государственного Совета и Канцелярии Комитета Министров [63] . Предложение относительно депутаций из Польши и Финляндии было императором отвергнуто, в то время как идея вызова в Петербург польского министра и финляндского статс-секретаря, напротив, была принята благосклонно [64] . Статус Царства Польского в составе империи был подчеркнут и во время шествия орденов и регалий. Польские ордена Св. Святослава и Белого Орла были включены в петербургское шествие как «польские российские ордена» [65] , то есть были маркированы как особая статусная категория российских орденов.

60

РГИА. Ф. 472. Оп. 8. Д. 8. Л. 279–280.

61

Там же. Д. 5. Л. 21.

62

Там же. Л. 77.

63

Там же. Л. 77–78.

64

Cort`ege fun`ebre de feu Sa Majest'e l’ Empereur Alexandre. P. 15; Kurjer Warszawski. 1826. № 75. S. 297.

65

Торжественное ввезение в Царское Село и в столицу, и погребение тела в Бозе почивающаго императора Александра Павловича. С. 533–538.