Последний путь под венец

Логунова Елена Ивановна

Я спрятала в бамажник заранее приготовленную пятисотку, заменив ее парой сторублевок, произведя переоценку информационных услуг с учетом общего бедственного положения заведения. Резонно было предположить, что местный персонал уже подзабыл вкус сладкого слова «чаевые» и будет рад даже малому.

Холла как такового в отеле «Приват» не имелось. В кособоком закутке под лестницей приютилась конторка, за которой в данный момент никого не было. Простенок украшали остатки былой роскоши – три циферблата, подписанные названиями мировых столиц, откуда, надо полагать, ожидалось

нашествие иностранных гостей, охочих до нашего провинциального привата: Нью-Йорк, Париж, Токио. Печальной действительности максимально соответствовали японские часы, стрелки которых пе– чально и безнадежно застыли в анекдотической позиции «на полшестого». Рядом красовалась мечта йога – утыканная гвоздиками доска с ключами от номеров. Голых гвоздиков я насчитала всего пять. Нашествия гостей из всех волостей, очевидно, не наблюдалось.

Я поискала глазами электрический звонок, колокольчик, стучалку – хоть какое-то средство оповещения и, не увидев ничего подобного, покричала по-деревенски:

– Ау! Есть тут кто живой?

Кто-то живой в отеле определенно был: сверху доносилось монотонное гудение пылесоса. Я еще покричала, пылесос недоверчиво затих, лестница заскрипела, и в воображаемый холл сошла девица в странном наряде, состоящем из черной мини-юбочки, белой блузки, фартука из зеленой больничной клеенки и резиновых перчаток.

Стягивая их на ходу, девица юркнула за конторку, подергалась, сбросила с себя лягушачью шкурку фартука и в один миг стала выше ростом. Сменила тапки на каблуки, догадалась я.

– Я тут одна за всех! – улыбнувшись, объяснила мне мастерица перевоплощений. – А вы номерочек хотите? Двухместненький? На сколько часиков?

И она выглянула за дверь, которую я оставила открытой, высматривая сопровождающее меня лицо.

– Девушка, как вас зовут? – проникновенно спросила я.

– Вика, а что? – девица насторожилась. – Не, я не лесбиянка!

– Я тоже! – успокоила ее я. – И номерочек мне не нужен, я к вам совсем по другому делу пришла. Помогите мне, пожалуйста.

Я одну за другой положила на конторку сторублевки.

Девица смела их одним махом.

– Я сестру ищу, – просительно улыбнулась я. – Моя старшая сестра несколько дней назад поскандалила с мужем и ушла из дома. Телефон не взяла и сама не звонит, куда подевалась – никто не знает, я беспокоюсь, ищу ее! Мне ваша сменщица-горничная сказала, будто видела тут похожую женщину: в соломенной шляпе с подсолнухом, в черных очках, с длинными волосами…

– Такую? – девица снова засмотрелась в дверной проем.

Я оглянулась и успела увидеть уплывающий за угол желтый диск. Непонимающе взглянула на собеседницу:

– А как же?

Она легко поняла мою растерянность:

– У нас есть черный ход. Со второго этажа, где комнаты, можно спуститься по винтовой лестнице во внутренний дворик, а оттуда выйти на улицу через сквозной проезд автомойки или…

Не дослушав подробности местной топографии, я выскочила за дверь и побежала вдогонку за шляпой.

Оставшись одна в квартире подруги, временно исполняющая обязанности хозяйки Ирина Максимова

стойко держала оборону. Поскольку угроза вторжения вооруженного украденными ключами врага еще не миновала, Ирка на всякий такой случай снова бронировала фасад щитовидной крышкой, которую сверху прикрыла фартуком, и вооружилась скалкой, которую пока что задействовала по прямому назначению – стала раскатывать тесто для хачапури. В результате, когда за дверью уже привычно захрустели пограничные скорлупки, руки у Ирки были вымазаны мукой и маслом, их надо было мыть, и с марш-броском в прихожую она замешкалась.

Слесарь Геннадий, не имеющий представления о том, по какой причине ему не открывают, досадливо цыкнул, перекинул из одного угла рта в другой перо зеленого лука и согнулся пополам, приблизив испещренное багровыми прожилками лицо к дверному замку, предположительно, нуждающемуся в починке.

Слесарь Геннадий спешил осмотреть фронт предстоящих работ, чтобы прикинуть, успеет ли он справиться за полчаса-час. Больше одного часа своей многотрудной жизни Геннадий на данное мероприятие выделить не мог. Не опохмелившись до обеда, он всерьез рисковал скончаться.

– Щас помру, – пожаловался похмельный слесарь замочной скважине, после чего застонал и зажмурился. Острый белый свет в конце замочноскважинного туннеля больно сверлил мозг.

– Кто там? – грозно спросили из туннеля.

– Я тут, – язвительно, но недостаточно громко ответил страдающий Геннадий.

Согнувшись пополам, он выпал из ограниченного поля зрения дверного глазка.

– Кто – я? Человек-невидимка? – тоже съязвила Ирка.

– Где человек-невидимка?

Похмельный слесарь, не разгибаясь, покосился вправо-влево, но человека-невидимку, естественно, не увидел.

Ирка, которая тоже никого не видела, спросила:

– Или вы карлик?

– Я слесарь, – доверительно шепнул Геннадий, осторожно прислонив лоб к приятно холодному металлу двери.

На протяжении примерно тридцати секунд осторожная Ирка размышляла, не потребовать ли ей предъявления документов, и решила, что делать этого не стоит, потому что какие у слесаря могут быть специальные документы – отвертка, молоток и плоскогубцы, вот его документы. Затем дверь широко распахнулась.

Согнутый первой буквой собственного имени Геннадий, потеряв точку опоры, нырнул в прихожую и боднул клетчатый фартук, под которым оказалось что-то такое твердое, словно долгожданного слесаря вышел встретить робот с планеты Железяка.

Череп Геннадия, обещавший взорваться, обещание сдержал, и сраженный слесарь пал, свалив тяжелый чемоданчик с инструментом на босую ногу и.о. хозяйки.

Сразу за углом оказались бетонные ступеньки. С одной стороны их ограничивала глухая стена здания, а с другой – плотные кусты. Лесенка стекала вниз крутой волной и вливалась в кривую дорожку, убегающую за длинный ряд железнодорожных контейнеров. Дама в шляпе следовала тем же маршрутом и, отставая метров на двадцать, я вынужденно смотрела на нее свысока и потому могла видеть только желтую тарелку просторного головного убора.