Последний римский трибун

Бульвер-Литтон Эдвард Джордж

Адриан быстро встал и ударил по столу стальным нарукавником.

– Стефанелло Колонна, – сказал он, покраснев от гнева, – отвечайте мне: действительно ли вы осмелились нанести такой неизгладимый позор имени, которое мы оба носим? Вы не отвечаете! Дом Колонны! Неужели ты можешь иметь подобного человека своим представителем!

– Мне сказать эти слова! – вскричал Стефанелло, дрожа от бешенства. – Берегитесь! Мне кажется, что ты – изменник, находящийся, может быть, в союзе с этой подлой чернью. Я хорошо помню, что некогда ты, будучи, женихом сестры демагога, не хотел

присоединиться к моему отцу и дяде, а низким образом оставил город во власти этого тирана-плебея.

– Да, он сделал это, – сказал свирепый Орсини, приближаясь с угрожающим видом к Адриану, между тем как трусливый Савелли напрасно старался оттащить его назад, дергая за плащ, – он сделал это! И если бы не твое присутствие, Стефанелло...

– Трус и буян! – прервал Адриан вне себя от стыда и негодования, бросая рукавицу прямо в лицо подходящему Орсини. – Плюю на тебя и вызываю тебя! С копьем или с мечом в руках, конный или пеший.

– Иди за мной, – сказал Орсини угрюмо, направляясь к порогу. – Эй! Мой шлем и нагрудник!

– Остановись, благородный Орсини! – сказал Стефанелло. – Оскорбление, нанесенное тебе, моя ссора! Я сделал дело, и против меня говорит этот выродок нашей семьи. Адриан ди Кастелло, которого некогда называли Колонной, отдайте ваш меч: вы мой пленник!

– О! – сказал Адриан, скрежеща зубами. – Кровь моих предков течет в твоих жилах, а то бы – но довольно! Меня! Меня вы не смеете задержать: я вам равный, я рыцарь, пользующийся благосклонностью императора, который прибыл теперь к границам Италии. Что касается ваших друзей, то, может быть, я с ними встречусь через несколько дней там, где никто нам не помешает. А между тем помни, Орсини, что ты будешь защищать честь свою против опытного воина!

Адриан с обнаженным мечом пошел к двери мимо Орсини, который стоял с угрожающим нерешительным видом посреди комнаты.

Савелли прошептал молодому Стефанелло:

– Он говорит – через несколько дней! Будь уверен, милый синьор, что он думает присоединиться к Риенцо. Берегись его! Можно ли выпустить его из замка? Имя Колонны, присоединившегося к черни, может отвлечь и отделить от нас половину нашей силы.

– Не пугай меня, – отвечал Стефанелло с лукавой улыбкой. – Прежде чем ты начал говорить, я уже решил.

Молодой Колонна приподнял драпировку, отворил дверь и вошел в низкую комнату, где находилось двадцать наемников.

– Живо! – сказал он. – Схватите и обезоружьте вон того человека в зеленом плаще, но не убивайте его. Велите сторожу приготовить тюрьму для его свиты. Скорей, пока он еще не дошел до ворот.

Адриан спустился уже в нижнюю залу, его свита и конь были от него недалеко во дворе, как вдруг солдаты Колонны, бросившись из другого прохода, окружили его и отрезали ему путь.

– Сдайся, Адриан ди Кастелло, – вскричал Стефанелло с верха лестницы, – или твоя кровь падет на твою собственную голову.

Адриан сделал три шага, пробиваясь через толпу, и трое из его неприятелей пали под его ударами. «На помощь!» – закричал он своей свите, и эти смелые кавалеры появились в зале. Колокол замка громко забил тревогу – и двор

наполнился солдатами. Подавляемая многочисленностью неприятеля, скорее сбитая, чем покоренная, маленькая свита Адриана скоро была схвачена, и он, цвет фамилии Колонны, раненный, задыхающийся, обезоруженный, но все еще произносящий громкий вызов, сделался пленником в крепости своего родственника.

IV

ПОЛОЖЕНИЕ СЕНАТОРА. РАБОТА ЛЕТ. НАГРАДЫ ЧЕСТОЛЮБИЮ

Легко вообразить себе негодование Риенцо при возвращении изувеченного герольда. Его от природы суровый нрав ожесточился еще более от воспоминания о перенесенных им обидах и испытаниях.

Через десять минут по возвращении герольда колокол Капитолия позвал к оружию. Большое римское знамя развевалось на самой высокой башне; и вечером того самого дня, когда был арестован Адриан, войско сенатора под личным предводительством Риенцо шло по дороге в Палестрину. Но так как кавалеристы баронов делали набеги до самого Тиволи и существовало предположение, что им потворствовали жители, то Риенцо остановился в этом прекрасном месте, чтобы набрать рекрутов и принять присягу от вновь поступивших, между тем как его солдаты под начальством Аримбальдо и Бреттоне отправились отыскивать мародеров. Братья Монреаля возвратились поздно ночью с известием, что кавалеристы баронов укрылись в густоте Пантанского леса.

Краска выступила на лбу Риензи, он пристально посмотрел на Бреттоне, который сообщал ему эти вести и в голове его мелькнуло естественное подозрение.

– Как! Ушли! – сказал он. – Возможно ли? Довольно было уже пустых стычек с этими благородными разбойниками. Придет ли, наконец, час, когда я встречусь с ними в рукопашном бою? Бреттоне, – и брат Монреаля почувствовал, что темные глаза Риенцо проникают до самого сердца его. – Бреттоне! – сказал он, вдруг переменив голос. – Можно ли положиться на ваших людей? Нет ли у них связи с баронами?

– Нет, – сказал Бреттоне угрюмо, но с некоторым смущением.

– Я знаю, что ты храбрый начальник храбрых людей. Ты и твой брат служили мне хорошо, и я тоже хорошо наградил вас. Так или нет? Говори!

– Сенатор, – отвечал Аримбальдо, – вы сдержали данное вами слово! Вы возвели нас в самое высокое звание, и это щедро вознаградило наши скромные заслуги.

– Я рад, что вы признаете это, – сказал трибун.

– Надеюсь, синьор, – продолжал Аримбальдо несколько надменнее, – что вы не сомневаетесь в нас?

– Аримбальдо, – отвечал Риенцо с глубоким, но сдержанным волнением, – вы ученый человек и вы, казалось, разделяли мои планы относительно возрождения Рима. Вы не должны изменять мне. Между нами есть что-то общее. Но не сердитесь на меня: я окружен изменой, и самый воздух, которым я дышу, кажется моим губам ядом.

Оставшись одни, братья несколько минут молча смотрели друг на друга.

– Бреттоне, – сказал наконец Аримбальдо шепотом, – у меня недостает духа. Мне не нравятся честолюбивые планы Вальтера. Со своими земляками мы откровенны и честны, зачем же мы играем роль изменников против этого великодушного римлянина?..