Последний рубеж
Шрифт:
Экономя заряд аккумулятора, фонарь тут же отрубил – ночь стояла ясная. Набежавшие в час заката тучи уже рассеялись, и на чистейшем небосклоне сияли обе луны. Рроя – полным диском. Эррха – надкусанным.
Ополовиненная луна своим видом тут же напомнила о Старой Вещи. Влад смачно выругался и стал лихорадочно – не хватало по пьяному делу посеять то, что люди хранили веками! – ощупывать многочисленные карманы комбинезона. К счастью нашел. Глиняная пластина лежала в левом нагрудном и за это время никак не изменилась. Все та же картосхема лабиринта,
Успокоившись, землянин перекрестился, поцеловал большой палец в то место, где был когда-то ноготь, и еще раз рассмотрел артефакт.
Как известно, лабиринты бывают трех видов. Во-первых, греческий лабиринт. Спираль. Заблудиться в таком лабиринте невозможно. Один вход, он же – выход. Дошел до середины, сразился с Минотавром и домой. Если победил. Если нет, то – нет.
Во-вторых, лабиринт-сетка. В таком лабиринте каждая дорожка может пересечься с каждой. Нет центра, нет края, нет границ, нет выхода. Такая штука одновременно – и не достроена и безгранична. Как гиперсеть, где каждая ссылка таит в себе целый космос подобных ссылок. Буквально – выхода нет. Есть его поиск. Процесс.
И наконец, подобный тому, что изображен на этой древней пластинке, – маньеристический лабиринт. Он напоминает дерево: корни, ствол, ветки. Все как полагается, куча коридоров и множество тупиков. Нужное место без плана найти безумно тяжело. Пробираться методом проб и ошибок глупо.
«И зачем мне все это?» – подумал Влад, вертя обломок в руке.
Ответа внутри себя не нашел, спрятал Старую Вещь в карман и пошел к колодцу. Пока шел, приговаривал:
– Чем чаще воду берут из колодца, тем она чище.
Будто оправдывался перед кем-то.
Колодец оказался таким глубоким, что Влад поднимал ведро, наматывая цепь на барабан, целую вечность. Несколько раз порывался бросить, но жажда вынуждала крутить и крутить рукоять. Чуть кровавые мозоли не натер. Зато вода колодезная оказалась чудо как хороша. Только жутко холодная – после каждого глотка казалось, что по зубам молотком вмазали. Но пил.
Пил, пил и пил.
И все равно не напился. Отходя от колодца к дому, Влад несколько раз останавливался и припадал к фляге, которую предусмотрительно наполнил. Только уже на крыльце почувствовал себя человеком.
На веранде он задержался – постоял, опираясь на перила с пузатыми, плохо отшлифованными балясинами.
Ночь без всяких натяжек тянула на твердую четверку. Жара спала. Аромат листвы пьянил. Перезрелые звезды истекали соком. Сверчок резал по живому – делил тишину на аккуратные куски.
Влад вдруг ощутил такое единение со всем окружающим, что ахнул от восторга. Ахнул и пропал. А когда пропал он, куда-то делся и окружающий его мир. Остался только свет. Не яркий, не пугающий – мягкий. Мягкий, переливающийся всеми оттенками бежевого свет.
Долго искал себя Влад в этом первичном, заполнившем все мыслимые и немыслимые пределы свете. Искал до тех пор, пока не открылось ему через тихий суфлерский шепот, что он и есть этот свет.
Он по-прежнему стоял (будто никуда и не девался) на крыльце чужого, старого, неуютного, похожего на перевалочную базу, дома и все так же пялился на звездное небо. И все вокруг казалось прежним.
Только сам он изменился.
Влад вдруг почувствовал в себе такую силу, что мог, пожалуй, пробить дыру в небе, столкнуть Ррою с Эррхой или вообще устроить глобальный звездопад. Запросто.
Но глупить солдат не стал. Решил излить обретенную силу на что-нибудь попроще. Первым на глаза попалось ведро, стоящее на краю колодца. Вот оно-то через долю секунды и полетело вниз от брошенного на него взгляда.
«В колодец!» – мысленно приказал Влад ведру.
И оно свалилось.
Звон ржавой цепи показался упоительной музыкой. И эта музыка провозглашала, что он действительно стал иным. Хотя, конечно, и остался прежним.
В отведенную ему келью Влад заходил в приподнятом расположении духа. А когда закрыл за собой дверь, обнаружил, что возбуждение сыграло с ним злую шутку – перепутал двери и вошел не туда. Хотя и выглядела эта комната почти так же, как та, в которой проснулся, но была совсем другой. Точно.
Точнее не бывает.
Во-первых, в этой два окна. Во-вторых, на столе горит свеча. В-третьих – здесь на кровати спит Тыяхша.
Влад чертыхнулся и стал осторожно приоткрывать дверь, чтобы свалить по-тихому. Но петли предательски скрипнули. Тыяхша вздрогнула и открыла глаза. А увидев гостя, улыбнулась.
– Извини, ошибся дверью, – смущенно прошептал Влад, поражаясь тому, что девушка улыбается. Тиберрийцам ведь не дано.
– Подойди, – сказала девушка и села, натянув одеяло до подбородка.
Влад стушевался:
– Зачем?
– Затем.
Оставив винтовку у двери, Влад подошел к кровати.
– Я нравлюсь тебе? – спросила Тыяхша.
– Очень, – признался он с замиранием сердца.
– Ты хочешь меня?
Вопрос позвучал просто. Так просто, будто ее интересовало, хочет ли он пить. А пить он хотел – от волнения вновь пересохло в горле.
– Обними меня, – не дождавшись ответа, попросила Тыяхша.
Он сбросил мешок и присел на край кровати, но наклониться к девушке не решался. Тогда, откинув одеяло, она сама потянулась.
И очутилась в его неуклюжих объятиях.
Прижав девушку, Влад к своему восторгу почувствовал, что она обнажена. Испытав прилив щенячьей нежности, ткнулся своими сухими в ее влажные губы. И стал пить. Пил долго. Очень долго. Все никак не мог оторваться. И оторвался только тогда, когда почувствовал – сейчас задохнется. Глотая воздух, стал перебирать ее длинные, вкусно пахнущие терпкими травами, соломенные волосы и, сбиваясь от волнения, зашептал: