Последний рубеж
Шрифт:
– У меня вопрос, – подал голос майор Шелдон. – По комплектации фрегата. Учитывая пополнение, я предлагаю освободить ангары "Нибелунгов" для размещения "Валькирий". Штурмовые носители могут образовать эскортное построение, что даст нам дополнительную свободу маневрирования. Лишние серв-машины мы разберем на комплектующие.
– С серв-машинами разберешься сам. Относительно комплектации фрегата я оповещу техническую службу позже, – ответил Шайгалов. – Сейчас все усилия сосредоточить на перебазировании технического носителя и формировании экипажей
– Мне все понятно, – Риган явно торопился. Шелдон тоже, Кайманов лишь пожал плечами, ему как командиру десантного подразделения сейчас неотложных работ не предвиделось.
– Паша, ты и майор Хорватов назначаетесь моими заместителями по боевой части. Задача – сформировать экипажи палуб. Мы должны исключить модули одиночек из цепей управления фрегатом. Все решения принимаются только компетентными офицерами. Боеспособность фрегата при этом не должна понизиться. Задача ясна?
Кайманов кивнул. Было непонятно рад он внезапному "повышению" или нет.
– В таком случае все свободны. Я остаюсь на связи, командовать фрегатом пока смогу и отсюда. Лада, задержись.
Все вышли, даже Святогор куда-то исчез, словно растворился меж разделенными полупереборками медицинскими комплексами.
Лада несколько секунд стояла у стены, в той же позе, как и во время совещания, затем подошла и присела на край открытой реанимационной камеры, в которой лежал Иван.
– Злишься? – тихо спросила она.
– Почему не сказала сразу? – Ивану вдруг вспомнилось, как он, не выдержав, рассказывал ей о войне там, на побережье перед принятием трудного для него решения.
– Я не хотела возвращаться. Ни я, ни мои подруги. Все было по-честному, Иван. Когда капитулировал Альянс, я увела свою эскадрилью сюда. Мы вернулись и ждали возвращения других, но… - она на секунду замолчала, – видно не судьба. Не вернуть прошлого, как ни старайся.
– О каком прошлом ты говоришь?
– Ты видел город на деревьях. Это не бутафория и не хитрый маскирующий прием. Мы действительно потомки выживших колонистов с борта "Сакса". Когда десять лет назад сюда высадились силы Альянса, нас было около тысячи человек. Теперь осталось только пятеро…
– Альянс мобилизовал вас? Насильно?
– Частично мобилизовал, частично депортировал. Нам объявили, что на планете будет построена военная база. Всех жителей вывезли, в том числе стариков и детей. Мне тогда было пятнадцать. Дальше ты и сам можешь представить.
– Курс виртуальной подготовки?
– Да. Только не ускоренный, а глубокий. Два года. Нас готовили как пилотов-испытателей для "Валькирий". Учитывая, что базу собирались строить тут, мы как нельзя лучше подходили под все критерии…
Иван коснулся ее руки.
Лада подняла глаза.
– Ты действительно думаешь, что вас осталось только пятеро?
– Мы ждали два года. Никто больше не вернулся. Извини, что не призналась во всем тогда, на берегу. Я не хотела возвращаться. И мне было
– И как ты собираешься поступить теперь? – Иван не отпустил ее руки, лишь крепче сжал пальцы.
– Мы останемся с вами. До конца. Я думала, что смогу просто ждать тебя, но… – она грустно улыбнулась. – Не вышло. Здесь повсюду развеяна нанопыль. Мы слышали все переговоры, каждый выстрел… и не смогли остаться в стороне.. Не только я, – мы все… – она говорила сбивчиво, будто оправдывалась за совершенный поступок, и Иван понимал: сейчас слова не выражают и сотой доли истинных чувств, что испытала Лада за истекшие часы.
Все они, каждый по-своему, пытался вынырнуть из омута безумия, куда погрузила их война.
У кого-то получалось, у кого-то нет, они искали, находили и теряли друг друга…
Иван не произнес в ответ ни слова. Он не хотел порвать той тонкой связующей нити, что незримо присутствовала между ними.
Он действительно не знал, где проходит черта, за которой чувства принимают иной оттенок, но подумал: если я шагну за эту грань, смогу ли впоследствии отдать приказ, послать ее в пекло?
Безумие жарким комом подступало к горлу, но эта была иная форма яростного неприятия данности, не такая, как холодная, расчетливая ярость адмирала Воронцова или горячая, не обоснованная ничем ненависть Рашида.
Он ненавидел войну, но понимал, что будет вынужден убивать, драться, чтобы, наконец, остановить это проклятие, нависшее как дамоклов меч над целыми поколениями, всей цивилизацией, уже без градаций на победителей и побежденных.
Новая война, призрак которой осенил Афину, носила иной характер, она начиналась по воле людей, либо никогда не ведавших настоящего горя, отчаянья и ужаса, либо окончательно свихнувшихся от пережитого.
Он, как и Лада, и все остальные, кто поднялся на борт захваченного фрегата, находились посередине, между двумя крайностями. Они сумели выжить, вернуть свой рассудок к понятиям мира, и вот опять, жуткие воспоминания рвались из узилищ памяти, но на их пути, словно утес, вставали новые только возрождающиеся чувства, и от мгновенного, мысленного, внутреннего столкновения противоположностей зарождалось новое восприятие реальности.
Не здесь и не сейчас… Шайгалов медленно разжал пальцы, открыл глаза, поймал взгляд Лады, не скрывая клокочущей внутри боли, и хрипло, не узнавая своего голоса, произнес:
– Мы исчерпали лимит случайностей и везения. Дальше будет война…
Лада встала.
– Я понимаю тебя, Иван. Исполнять приказы всегда легче, чем отдавать их. Можешь не сомневаться – я не подведу.
Он хотел остановить ее и сказать, что все не так, но дверь медицинского отсека уже с легким шипением встала на место.
Проклятье…
Он и помыслить не мог, что вспыхнувшее в душе чувство принесет столько новой боли, надежды и… ненависти.
Ненависти к тем, кто вставал поперек их судьбы…