Последний рубеж

Чёрный Роман

– Иди, – старший вытряхнул на ладонь папиросу из мятой пачки “Казбека” и неторопливо её раскурил.

– Пацаы… Пожаута? Мы же дру’я, – в голосе не было никакой надежды. Заплывшими глазами Егор обвёл собравшихся. Почти все смотрели в сторону, никто не произнёс ни слова. Стало ясно, что помилования не будет.

– Ну и чо’т с ами, – глухо произнёс он спустя минуту. Несколько раз прерывисто вдохнул, как перед прыжком в воду, на заплетающихся ногах вошёл внутрь здания.

Мазнул кровью по краю ржавой двери и закрыл её за собой.

Все сразу же отвернулись и стали молча расходиться. Кто-то пошёл назад вдоль трубы, часть ребят выбрала другие тропинки. Вскоре возле двери остались только старший (он курил, задумчиво глядя куда-то в лес) и я со своим сопровождением.

– Саш, это тот, новенький, – уважительно обратился один из “конвойных”, ткнув в меня пальцем.

– А… Привет. Как зовут?

– Ант, – в горле пересохло, я быстро сглотнул, – Антон.

– Вот что, Антон. С тобой мы поговорим позже, хорошо? Поздно уже, мать, небось, волнуется, – Саша растоптал окурок, чуть нагнулся, пристально посмотрел на меня. – Ты не бойся, мы тут не звери какие. Так было нужно. Ты сам всё поймёшь. Приходи в пятницу вечером на нашу поляну. Помнишь, как идти? Нет? Ничего, Кирилл проводит. Но чтобы никому – ни гу-гу. Ни сейчас, ни потом. Как видишь, у нас с этим строго. Бывают последствия. Понял? Вижу, что понял. Ты молодец, Антон, умный парень. Ну всё, беги. Кирилл, да отпусти ты его уже, всё он понял, пусть идёт. Увидимся.

***

Той ночью я почти не спал. Перетерпел ругань матери и причитания бабушки, без аппетита поковырял вилкой ужин и повалился на скрипучую тахту. С улицы проникал только лунный свет и далёкое, монотонное уханье совы. То есть я полагал, что так звучит сова, но кто же её знает. Всё было незнакомым. Никаких больше привычных по городу уличных фонарей или шума проезжающих машин, даже лунный свет иначе падал в окно, был ярче, что ли. Компанию мне составляли только сверчки в заросшем садике за окном. Мне было очень страшно. Перед глазами вставали сцены, от которых мутило. Пляска огня на многих ожесточённых лицах и одном изломанном, кричащем, где слёзы прочертили чистые дорожки на маске из начавшейся запекаться крови. Боже. Приехав сюда, я в одночасье словно оказался в другом мире, где всё не так и люди ведут себя ненормально. Как больные, как сумасшедшие.

Я и прежде опасался сельских, слышал какие-то рассказы, но то, что случилось сегодня… Это были совсем не шутки. Там были даже младшеклашки! И что за странное здание в лесу,

и почему бедный избитый Егор так не хотел в него заходить? Вышел ли он уже оттуда? Я взглянул на будильник у кровати: было без четверти три. Что за одинаковые значки я видел у его мучителей? При чём тут, наконец, красная пожарная машинка? Она явно много значила для них. Вот же проклятая деревня. Здесь творится какое-то безумие, и дальше, – подумал я, ворочаясь в комке влажных от пота простыней, – дальше станет только хуже.

Лишь под самое утро я забылся горячечным сном. Во сне вокруг меня был чёрный непроглядный лес, в разных направлениях пересечённый толстыми бетонными трубами. Я искал среди них Егора, чтобы помочь спастись, но никак не мог отыскать его в этом лабиринте.

***

Милиция на школьном дворе на следующий день не появилась, вопреки моим ожиданиям. И через день – тоже. Егор не показывался. Его отчим позвонил завучу и сообщил, что тот слёг с воспалением лёгких и какое-то время побудет дома. Всю неделю меня никто не трогал, но я то и дело ловил на себе липкие взгляды своего надзирателя и соглядатая Кирилла, который вечно крутился поблизости. Присматривал, конечно же. Не побегу ли к завучу, не сболтну ли чего матери? Я не сболтнул.

Но и без дела тоже не сидел. Понятно, что встречи на поляне мне не избежать, но идти туда вслепую было попросту страшно. Следовало выяснить, что здесь творится. Кто же мог рассказать новичку об этом? Даже взрослым нельзя было доверять. Так что я нашёл классную руководительницу Егора, застал её одну в учительской и выудил его домашний адрес. В пятницу сказался больным и отпросился с двух последних уроков труда. Выбросил ранец из окна туалета на первом этаже, спрыгнул сам и стремглав понёсся на другой конец села, туда, где за участками уже начинались поля, и скелетами левиафанов поднимались из травы остовы заброшенных колхозных коровников.

Калитку открыл подтянутый, нестарый ещё мужчина в тельняшке, с подозрением окинувший меня взглядом.

– Здравствуйте, я к Егору, он дома? Я от Аглаи Фёдоровны, принёс домашнее задание за неделю, – для убедительности я показал учебник по биологии и пару тетрадей, которые держал в руках. Целую минуту ничего не происходило. Наконец тяжёлый взгляд переместился куда-то за моё плечо. Я почувствовал облегчение.

– Ну, проходи, браток. Раз от Аглаи Фёдоровны, – посторонившись, мужчина сплюнул на пыльный потрескавшийся асфальт. – Он на дворе, за домом налево, сам найдёшь.

Конец ознакомительного фрагмента.