Последний рывок советских танкостроителей
Шрифт:
На следующий день все заместители Шомина были в шоке и обсуждали, как бы признать мое избрание недействительным, но было уже поздно.
18.12.89.Поляков и Коробейников вернулись из Львова и ничего нам не рассказывают. Коробейников передал документы, из которых видно, что они все продали, по требованию ЛНИРТИ согласились с их объемами аппаратуры и образец ТИУС возьмем обратно даже не принятый ОТК.
25.12.89.После болезни вернулся Шомин и сразу вызвал меня как председателя СТК. Начал рассказывать о планах КБ, о финансах и конверсии. Просил меня рассмотреть
Заключение
Работа на поприще СТК
Этим «Посмотрим» заканчивается мой дневник, дальше записей я не вел по причине какой-то беспросветной перспективы создания танка, принципиально ничего не менялось и работы продолжались в том же духе, что и в 1989г.
После избрания меня председателем СТК я начал серьезно интересоваться структурой КБ и его финансовыми потоками. Шомин допустил оплошность, предоставив мне возможность ознакомиться с финансами, так как проанализировав их я увидел, что главный конструктор и его заместители неплохо устраивали свое личное благосостояние за счет премий и доплат, которые от всех были скрыты.
Эту информацию я обнародовал и на заседании СТК предложил всем сотрудникам КБ, как и высшему руководству, к тарифному отпуску давать надбавку в размере оклада, при увольнении пенсионеров выплачивать им по десять окладов, создать поощрительный фонд для премирования особо отличившихся, выделить дотации на садовые товарищества и т.п.
Все это было проведено через решение СТК (он тогда имел широкие полномочия), Шомину пришлось поддержать мою инициативу и это еще много лет действовало в КБ и после моего увольнения.
Пришлось мне заняться и больным для всех вопросом – черными субботами. По закону в стране была пятидневка, но КБ было привязано к заводу Малышева и работало по его графику, в котором значительная часть суббот были рабочими. Будучи в Министерстве, я зашел в юридический отдел и поинтересовался – есть ли какие директивные документы по рабочему графику предприятий Министерства. Мне вразумительно объяснили, что никаких таких документов нет и трудовой коллектив предприятия на общем собрании или конференции сам устанавливает режим работы, главное – отработать в неделю определенное количество часов.
Получив такую информацию я поставил в известность руководство КБ и начал готовить конференцию по этому вопросу. Резонанс был оглушительный, всех это взолновало и меня теребили скорее провести конференцию.
Перед началом конференции Шомин пригласил меня к себе, у него в кабинете был директор завода Пивоваров, с которым я был хорошо знаком еще по моей комсомольской работе на заводе. Он начал меня убеждать не делать этого, так как на заводе станет все известно и они также захотят чистую пятидневку.
При всем моем уважении к Пивоварову я не согласился с его доводами и предложил ему пойти со мной на конференцию, люди уже напряженно сидели в зале и ждали меня, и убедить их не голосовать за такое решение. Пивоваров отказался от моего предложения, Шомин во время
Естественно решение о пятидневке было принято единогласно, даже руководство КБ не возражало. Потом Поляков высказал мне удовлетворение, что я рискнул пойти на такой шаг и удовлетворил пожелания всего коллектива.
Руководство СТК не так сильно отвлекала меня от основной работы, тем более разработка машины топталась на месте. В последствие законы изменились и роль СТК существенно снизилась, в это время мне предложили возглавить СТК завода Малышева, но времена уже были другие, заниматься пустыми разговорами мне было не интересно и я отказался. В заводской СТК я вошел заместителем председателя и когда вскоре начался порожденный августом 1991 беспредел мы пытались что-то изменить, но маховик разрушения остановить уже было невозможно.
С СТК был еще один весьма показательный случай. В конце 1991 между Москвой и Киевом началась тяжба о подчиненности предприятий союзного значения. В Украине уже образовалось свое министерство промышленности и оттуда пришла команда, чтобы СТК и руководитель предприятия приняли как бы самостоятельно решение о добровольном переходе в подчиненность Киеву.
В кабинете у главного состоялось заседание СТК, после обсуждения, на котором я выступил против перехода под власть Киева, состоялось голосование. Против подчиненности Киеву голосовал только я один, все во главе с Борисюком согласились с новой властью, а я остался верен своим убеждениям.
Тяжело оставаться одному, но во мне всегда преобладала сила русского духа – стоять до конца и по жизни я никогда этому принципу не изменял. Позже, будучи депутатом Харьковского областного совета, я участвовал в голосовании по избранию председателя совета. Чиновники от власти на эту должность протаскивали пустого и никчемного человека и перед заседанием многие нелицеприятно высказывались о нем. Когда же при голосовании (тайном!) высветилось табло и против был всего один и это был мой голос, я еще раз убедился, насколько слаб человек и готов продать свои убеждения.
Изменения в руководстве КБ
Работы по танку в 1990 году разваливались дальше и не по причине нерешенности технических вопросов, а из-за вопиющей безответственности, начиная с самых верхов и кончая руководителями предприятий. Общая атмосфера в стране сказалась и на нас, все только говорили и призывали, что надо много работать, выдерживать сроки, быть ответственным, а фактически все делалось как-то спустя рукава.
Эта безысходность настолько достала меня, что весной 1990 в Министерстве, обсуждая с Кочергиным наши невеселые дела, я высказался, что может пойти к Министру и все ему рассказать. Кочергин эту идею поддержал. Я подготовил на одну страницу докладную и он представил меня референту Министра. Я изложил ему суть вопроса, референт был в курсе разработки нашего танка и согласился доложить Министру, чтобы тот принял меня. Министр всю вторую половину дня был на заседании в Кремле, я несколько раз подходил к референту и тот подтвердил, что как только он появится меня сразу же вызовут.