Последний Шаман
Шрифт:
Сергей Кравец — 50 лет
2307 — 2357 гг.
Вот оно как.
Теперь дверь стала больше походить на мемориальную доску, нежели на предмет интерьера. Если она при этом своим внешним видом отражала и характер жившего человека, то кем бы ни был этот Кравец, жизнь его потрепала. Неужто тут все двери такие?
Дабы проверить и убедиться, пошёл к следующей.
Всего пять шагов и передо мной белая поверхность, разительно отличающаяся от предыдущей. Нет ни царапин, ни следов насильственного
Лидия Ахматовна — 46 лет
2257 — 2303 гг.
В целом дверь, как дверь, разве что цвет и фактура её больше походила на поверхность вываренной добела кости — слегка ребристая, местами гладкая, местами шероховатая. Ручка была из какого-то затёртого и приятного на ощупь пластика, которую сразу захотелось повернуть. И я бы её открыл непременно если бы не соседствующая с ней дверь.
Дело в том, что третья отличалась не только от двух предыдущих, но и от всех других вместе взятых.
То была даже не дверь, а исполинские ворота, возвышающиеся на три с лишним метра. Наличники отдавали старинным золотом, а створки были выполнены то ли из камня, то ли из плотного дерева с узором столь изысканным, что любоваться его переплетением было одним сплошным удовольствием. Причудливые узелки перетекали, связывались, расплетались, местами превращаясь в людей, птиц, животных и тварей совсем уж неведомых. Переплетённые в различные сюжеты они представляли из себя единое полотно, посреди которого золотыми буквами было высечено единственное.
ГРЕЙ — 300 лет
2100 — 2255 гг.
И тут мне удивляться пришлось дважды.
Во первых такому невероятному возрасту, который даже по нынешним рекламным слоганам считался большим, а во вторых, несоответствию лет жизни с указанными датами. Уж чего-чего, а с детства я считать не разучился и ровно подметил, что ошибочка аккурат на 145 годков вышла. И тут уже не ясно, где неточность закралась.
Хотя если не ясно, то можно и узнать. Я же сюда не абы зачем, а за мудростью пришёл. И раз тут окромя дверей ничего и нет, то мудрость наверняка за ними и пряталась, так что была не была.
Схватился за дверное кольцо на левой створке ворот и потянул.
И с тем же успехом я мог многотонный трактор за буксировочный крюк дёрнуть. Створка и с места не сдвинулась!
Более того, ладонь намертво примёрзла к поверхности металла. Даже второй рукой пальцы отодрать не получилось и поэтому оставалось только одно. Продолжать тянуть.
— Нххх-ну же, падла!…Ммммх! Давааай! — кряхтел натужно, ногой уперевшись в соседнюю створку и вроде как по чуть-чуть, понемногу дверь начала уступать свои позиции. — Мммхмм-мне одним глазком посмотреть! Ну же!
И хоть силы мои были предельными, с тяжёлым скрежетом створка всё же начала отодвигаться. Когда за ней появилась тонкая щёлочка белого света, я дёрнул в последний раз и быстро прильнул к образовавшемуся
Но боялся я зря.
Вместо этого сознание моё провалилось в слепящий свет и калейдоскоп ярких вспышек закрутился перед глазами. В уши ударил детский плач и сквозь него грохочущий голос прозвучал.
— Поздравляю! У вас Мальчик! Время рождения 17:45. Можете подержать.
Заслонив глаза от яркого света, я взмахнул руками и картинка сменилась на более чёткую. Я куда-то полз, а женский голос надо мной говорил ласково.
— Грей, а ну-ка будь осторожен. Я же сказала не заползать в отцовский кабинет. А ну иди сюда.
Меня взяли на руки и прижали к чему-то большому, мягкому и столь вкусному, что я закрыл глаза, погружаясь в приятную негу. Взмахнув рукой, я пролистнул и это воспоминание, на этот раз окончательно понимая, куда в действительности попал.
То было прошлое Грея.
— Эй! А ну не троньте его! — кричу звонким голосом каким-то пацанам, которые издеваются над голубем.
Слово за слово затевается драка, но я-зритель внимательно смотрю, ощущая каждый нанесённый и принятый удар. Голубя отстоять удалось, хоть и досталось мне преизрядно и вот уже рука матери утирает мне слёзы и ваткой обрабатывает ссадины. Говорит, что я поступил правильно.
А дальше больше. Мне читают книги на ночь! Сказки проносятся одна за другой, оставляя в душе удивительное чувство, невероятное стремление к чему-то неведомому, что находится за гранью понимания.
Вот уже читаю сам. Сперва по слогам, а вскоре уже складно и быстро, рассказывая родителям ту или иную запомненную историю. К семи годам уже придумываю свои сюжеты, а мама с папой смотрят на меня и улыбаются. Я улыбаюсь им в ответ.
Постепенно фантастическая литература сменяется научной. В многочисленных переездах я умудряюсь читать везде и всюду, в машине, в поезде, в самолёте, даже в огромной научной лаборатории, в которой мой отец проводил исследования.
Поток информации проходит сквозь меня и вот я будучи подростком уже решаю математические уравнения, при этом неизменно возвращаясь к историческому и этническому фольклору. Меня занимает социология и психология и я изучаю серьёзные труды, неизменно получая отцовское одобрение. Я сосредоточен и почти не замечаю, как в окружающем мире проходят суровые перемены.
Вновь поездки, воют сирены, бегают люди. В машине ругается отец и плачет мать, пока вокруг солдаты в форме короткими очередями отгоняют каких-то боевиков, засевших впереди. В этот момент я не с ними. В этот момент мне пятнадцать лет и я целиком и полностью в книге.
— Эй, красавчик, может отвлечёшься на время и выпьешь со мной кофе? — Звучит мягкий голос и я поворачиваюсь, поправляя очки.
Она красива. Её нежная улыбка и светлые волосы сияют под солнечным светом. Она протягивает мне кружку с горячим напитком и я, уже будучи взрослее и крепче смущаюсь и не знаю, что сказать.