Последний солдат президента
Шрифт:
— Мы пока еще не готовы повторить балканский вариант, — сообщила Госсекретарь. — Ваш так называемый президент не дает повода для военного вмешательства.
— А исчезновения людей?
— Вы имеете в виду бывшего председателя Центрального банка Винникову?
— И ее, и еще многих…
Олбрайт задумчиво побарабанила узловатыми пальцами по подлокотнику кресла.
История с исчезновением из-под домашнего ареста проворовавшейся банкирши не вдохновляла. Слишком многое здесь было туманным. По логике, побег обвиняемой в совершении крупных хищений из казны был невыгоден
А вот премьеру…
Председатель правительства Беларуси Снегирь как раз и был тем человеком, которому следовало бояться откровений банкирши.
К тому же Госсекретарь недавно читала доклад полевого агента АНБ, в котором недвусмысленно сообщалось, что подозреваемая гражданочка Винникова после своего побега из Минска совершила вояж в Москву, встретилась там с Яблонским и с его помощью отбыла в Великобританию, где и пребывает в добром здравии на вилле, принадлежащей одному из видных функционеров «Яблока». По фамилии Артемьев, кажется…
— Кого вы имеете в виду, когда говорите «многие»?
— Ну… — растерялась Прутько, — некоторые журналисты…
— У вас есть точные данные, которые мы могли бы оформить дипломатической нотой и потребовать у Лукашенко ответа?
— Мы подготовим список фамилий, — выкрутилась председатель БПК.
В ее голове уже созрел план. Надо будет отправить куда-нибудь в Россию десяток-другой членов своей конвенции, а потом объявить их «пропавшими в застенках КГБ». Пусть схоронятся на пару месяцев, пока развивается скандал. А потом выйдут из подполья, будто бы их отпустили перетрусившие «подручные тирана».
А под это дело из Госдепа поступят еще несколько сот тысяч долларов. Прутько удовлетворенно вздохнула.
— В средствах я вас не ограничиваю, — намекнула Мадлен, — и в способах тоже.
— Мы высоко ценим отношения с Западом, — Прутько не сочла лишним еще раз подтвердить свою лояльность, — в особенности с США. Но позвольте отметить, что требуются более жесткие меры к Беларуси в целом, чтобы режим наконец пал. Необходимо полностью перерезать снабжение продовольствием населения, чтобы в республике начались голодные бунты.
— Насколько мне известно, у вас продовольствие на девяносто процентов свое, — мрачно заявила Госсекретарь.
— Но можно же что-то сделать, — разнервничалась Татьяна. — Лекарства, к примеру… Перекрыть поставки инсулина. Тогда диабетики начнут умирать, и это всколыхнет народ. То же самое с сердечными средствами. Жалкому быдлу, из которого состоит электорат Беларуси, надо дать понять, что, пока Лукашенко у власти, ничего хорошего в стране происходить не будет… Идеальный вариант — сделать что-нибудь с детскими лекарствами. Пусть начнут дохнуть младенцы в роддомах.
Олбрайт выслушала перевод и подвигала жиденькими бесцветными бровками.
— Вы, я смотрю, сторонница крайних мер…
— А по-другому нельзя! — В Прутько проснулся правозащитный запал. — За исключением небольшой части поддерживающих нас граждан,
Заветы Ленина и его банды намертво впечатались в заплывшие жиром мозги белорусской правозащитницы.
— Но мы же не можем открыто проводить подобные операции.
— Исполнение предоставьте нам, — отреагировала председатель БПК, — у нас есть нужные люди.
Госсекретарь потерла виски.
Информация требовала осмысления. Иметь своих, готовых на самое страшное преступление, людей в иностранном государстве — это всегда полезно. Никогда не знаешь, для какой комбинации они могут пригодиться.
Но откровенно проявлять заинтересованность не стоит.
Дипломатия это искусство возможного. Однако пока Мадлен не видела практического применения предложению Прутько.
Хотя в будущем… Кто знает.
— Давайте эту тему обсудим несколько позже. В настоящее время мое правительство и президент прежде всего заинтересованы в увеличении напряженности между вашей страной и Россией, — с Татьяной Олбрайт могла говорите без обиняков.
К тому же Госсекретарь США ждала вестей от другой группы белорусских оппозиционеров, пообещавшей ей самоотречение Лукашенко от власти в самые ближайшие дни. Та, другая группа была гораздо более серьезной, чем кучка немытых психопатических личностей из БПК, ибо в ее состав входили высшие государственные чиновники страны. Если у них ничего не выйдет, тогда можно будет обратиться к услугам Прутько. А пока рано.
Владислав был не из тех, кто сдается.
Поэтому он плотно насел на Бобровского и вытянул из него массу подробностей относительно хранения, транспортировки и применения ядерного оружия. Ничего особо секретного майор не рассказал, но на основе услышанного Рокотов выстроил-таки у себя в мозгу логическую цепочку.
Одиннадцать цифр и букв в каждой строчке сами по себе не могли быть кодом инициации ядерного взрыва. Команда на применение заряда состоит из большего количества знаков — тридцати или сорока. Соответственно, у Арби была лишь часть кода, запускавшая одну из систем устройства. Это могли быть приказ на старт ракеты, команда на разделение боеголовок из основной части или подключение системы прицеливания на финальном отрезке траектории.
Биолог выдул чашку кофе и снова пристал к майору.
Но тот ничего более конкретного не знал.
И тогда Рокотов, проанализировав шаг за шагом свой путь от подземной лаборатории в горах Шар-Планина до Ледового Дворца в Санкт-Петербурге, припомнил слова чеченского бизнесмена Абу Бачараева, сказанные им в процессе допроса на складе в Горской. О том, что кто-то то ли едет, то ли уже поехал в Минск.
Бобровский почесал затылок и признался, что не видит связи. Чеченским боевикам в Беларуси делать было нечего. Разве что отомстить Лукашенко за его поддержку действий России в прошлой войне на Кавказе. Но для этого ядерные боеголовки не используют, а выступают на каких-нибудь международных ассамблеях.