Последний сон разума
Шрифт:
— Почему?
— Потому что я утонула.
— А и не надо! Разве нам здесь плохо? Мне нравится жить в этом карьере! Здесь тихо, и кашу каждый день приносят!
— А потом, — сказала Айза грустно, — превратись я в человека, я стала бы не той девчонкой, которую ты помнишь, а коротконогой старухой! Ты же старик!..
Илья ничего не ответил, припоминая почему-то запах Айзиных подмышек, ее сильные ноги, и вдруг сказал:
— У меня никого не было…
— И у меня…
— И тебя не было… Только запах твой и персик нетронутого тела…
— Ах, —
Они плавали и разговаривали всю ночь напролет, а потом еще день и еще ночь. Им было мало времени, им было бы мало всех времен, чтобы рассказать, поведать, как они любили друг друга вечность, разделенные смертью.
Илья плыл за Айзой и неустанно повторял ласковые слова:
— Любовь моя! Татарочка моя! Моя Айза!
Она в ответ виляла розовым хвостиком, приподнимая его слегка, так что был виден прозрачный животик.
А потом Илья случайно проглотил ее. То ли в восторге широко раскрыл рот, то ли внезапно образовалось какое-то течение, но крошечную рыбку засосало между толстых губ татарина в самый рыбий желудок…
— А-а-а… — простонал Илья. — А-а-а…
В его желудке полыхнуло огнем, а голову стянуло нестерпимым холодом. Сознание выключилось, в невозможности осознать произошедшее, он перевернулся брюхом вверх и стал опускаться ко дну, не в силах шевелить плавниками…
Он лежал на дне между камнями, пока мозг вновь не заработал и не сказал своему хозяину, что он попросту проглотил свою возлюбленную, а еще проще — съел любовь!
Тогда Илья вновь перевернулся, как подобает живой рыбе, весь напружинился и помчался со скоростью торпедного катера в сторону правого берега, где со всего ходу, со всей своей могучей силой, врезался в утонувший медный таз головой, так что глаза вылезли из орбит, а из морды пошла кровь.
Пошатываясь, большая рыба развернулась и отплыла на прежнее место, затем вновь набрала торпедную скорость и с удвоенной силой обрушилась головой на обагренную кровью посудину.
Илья хотел умереть немедленно, а потому неустанно повторял свои попытки в течение всего дня, сходя с ума от того, что его череп такой крепкий.
Обитатели водоема с интересом наблюдали за действиями большой рыбы, но принять какое-то участие в драме по причине ничтожности нервной организации не могли, а вследствие этого и помочь были не в состоянии.
Интересно наблюдать за чужой драмой, — думал Илья, ударяясь очередной раз головой о таз. — Приятно участвовать в чужих радостях!..
Потом он устал и опять спустился ко дну, на котором пролежал недвижимым сутки, пока вдруг не почувствовал в брюхе какое-то приятное жжение.
Так переваривается любовь, — подумал он. — Любовь превратится в дерьмовую веревочку, которая осядет на дне бессмысленно.
Жжение усилилось, и у рыбины закружилась голова.
Я умираю, — обрадовался Илья. — Я скоро опять встречусь с нею!..
Но он не умер, его желудок скрутило, а потом вывернуло всякой
Илья раскидал носом нечистоты и обнаружил в них живую и невредимую Айзу. С рыбкой ничего не случилось, казалось, что она даже подросла. А у татарина не было сил, чтобы радоваться. Он смотрел на свою возлюбленную и теперь просто боялся умереть.
— Это не ты меня проглотил, — сказала Айза. — Я сама проникла в тебя, чтобы набраться сил! А теперь не мешай мне!..
Она отплыла на несколько метров, и Илья увидел, что Айзино брюшко увеличилось вдвое. Что-то наполняло его, растягивая книзу.
Рыбка порылась носом в песке, выкапывая ямку, а затем прилегла за камушком, приподняла хвостик и стала метать икру.
От внезапности открывшейся перед ним картины Илья задрожал всем телом, все в нем набухло и набрякло, и казалось, что где-то в глубине внутренностей какая-то штука затвердела якорем. Он приоткрыл рот и высунул наружу толстенный язык.
А Айза продолжала метать икру, пока ее животик не сдулся до пустого мешочка; тогда она отплыла в сторону, чего-то ожидая от большой рыбы.
Но Илья продолжал по-прежнему дрожать всем телом, возбужденный до края.
— Ну что же ты? — спросила Айза.
И его повлекло инстинктом. Он навис над только что отложенной икрой всем телом, что-то отворилось в его теле, затем наросло крайним томлением, а затем засо-кращалось отчаянно и пролилось на икру густым мрамором, покрывая составной жизни живые бусинки.
Он проливался бесконечно, за всю свою девственную жизнь. Наслаждение его было столь велико и длинно, что удивляло само мироздание, испытывающее равное сладострастие при зачатии Вселенных…
Закончив столь важное в своей судьбе дело, Илья всем телом накрыл оплодотворенную икру и приготовился защищать будущее потомство от прожорливых бычков и лягушек.
Перед тем как заснуть он еще раз взглянул на Айзу и сказал:
— Гуппи — рыбы живородящие!..
— А я не гуппи, — ответила Айза. — Я просто экзотическая рыбка…
Первый раз за долгие годы Илья заснул счастливым. И снилось ему нормальное течение времен, в которых он не представлял себя ни человеком, ни рыбой, просто все было нормально в ощущениях, все было спокойно, а оттого и счастливо. Во сне он чувствовал крошечное тельце Айзы, спрятавшееся в его плавниках, которые защищали его любовь от всего, что могло погубить ее, и это делало его мужчиной.
Митрохин и Мыкин стояли, переминаясь с ноги на ногу, в магазине «Рыболов-спортсмен» и рассматривали уже шестой эхолот, придирчиво сверяя приборы с приложенными к ним характеристиками.
— Но цена… — шептал Мыкин, чувствуя ногой лежащие в кармане деньги.
— Мы же договорились! — злился Митрохин. — Все сторицей окупится!
— А жена без дубленки!..
— До зимы окупим!
Митрохин без сомнения выудил из пиджака бумажник и, вытащив из дерматинового устройства все деньги, затряс ими, торопя Мыкина смешать финансы.