Последний свет Солнца
Шрифт:
— В самом деле? — повернулся к нему Сейнион. Элдред позволил себе довольно улыбнуться.
— В самом деле. Утром, после молитвы, пойдем и посмотрим то, что сейчас переписывают.
— И что это? — Сейнион не сумел скрыть нетерпения.
— Ничего особенного, — ответил король с притворным равнодушием. — Всего лишь медицинский трактат. Некоего Рустема из Эспераньи, о глазах.
— В котором он излагает взгляды Галинуса и описывает собственные средства лечения? О, великолепно! Мой господин, как,
— Корабль из Аль-Рассана останавливался в Дренгесте в начале лета на обратном пути от эрлингов, с Рабади. Они знают, что я покупаю рукописи. Кажется, эрлинги ими не интересуются.
— Рустем? Значит, ей триста лет. Сокровище! — воскликнул Сейнион, понизив голос среди спящих. — На тракезийском?
Элдред снова улыбнулся.
— На двух языках, друг. На тракезийском… и на его родном языке бассанидов.
— Святой Джад! Но кто умеет читать язык бассанидов? Этот язык мертв после гибели ашаритов.
— Пока никто, но, имея теперь оба текста, мы скоро научимся читать. Кое-кто над этим работает. Тракезийский текст служит ключом ко второму.
— Джад милостив. Это удивительно и замечательно, — сказал Сейнион. И сделал знак солнечного диска.
— Я знаю. Ты увидишь рукопись утром.
— Это доставит мне большую радость. Снова наступило молчание.
— Собственно говоря, это позволяет мне приоткрыть дверь, — сказал король, по-прежнему легкомысленным тоном. — Я все время ждал возможности задать тебе этот вопрос.
Священник посмотрел на него, обмен взглядами на островке света. В дальнем конце комнаты кто-то рассмеялся в ответ на улыбку фортуны, пусть мимолетную, после того как кости покатились и легли на стол.
— Мой господин, я не могу остаться, — тихо произнес Сейнион.
— Вот как. Значит, дверь закрывается, — пробормотал Элдред.
Сейнион смотрел ему в глаза при свете ламп.
— Ты знаешь, что я не могу, мой господин. Есть люди, которым я нужен. Мы о них говорили, помнишь? Едоки овса, которых никто не уважает. На краю света.
— Мы и сами живем на его краю, — ответил Элдред.
— Нет. Вы — нет. При твоем дворе — нет, мой господин. Все превозносят тебя за это.
— Но ты не поможешь мне продвинуться дальше?
— Я же здесь, — просто ответил Сейнион.
— И ты вернешься?
— Буду возвращаться так часто, как только смогу. — Еще одна легкая, грустная улыбка. — Чтобы питать собственную душу. Пусть это звучит не слишком достойно. Ты знаешь, что я думаю о твоем дворе. Ты — свет для всех нас, мой господин.
Король не сдавался.
— Ты бы дал нам больше света, Сейнион. Священник сделал глоток из чаши, потом ответил:
— Это совпадает с моими желаниями — сидеть здесь и впитывать ученость до наступления старости. Не думай, что я не испытываю соблазна.
Король покачал головой.
— Все это… на самой грани, здесь, на северной земле. Как нам строить что-то долговечное, если в любую минуту все может рухнуть?
— Это справедливо для всех людей, мой господин. Для всего, что мы делаем, в любом краю.
— А разве здесь не самый большой риск? Если говорить правду?
Сейнион склонил голову.
— Ты знаешь, что я с тобой согласен. Я только…
— Цитируешь писание и доктрину. Да. Но если этого не делать? Если ответить честно? Что произойдет здесь, если случится неурожай в тот год, когда эрлинги решат вернуться с большим войском, а не просто совершить набег? Ты думаешь, я забыл болота? Думаешь, хоть один из нас, кто был там, ложится спать, не вспомнив об этом?
Сейнион ничего не ответил. Элдред продолжал:
— Что случится с нами, если Карломан или его сыновья в Фериересе усмирят каршитов, а так, вероятно, и будет, и решат, что им мало земли? — Он взглянул на спящего человека по другую сторону стола.
— Ты их прогонишь, — ответил Сейнион, — или твои сыновья прогонят. Я искренне верю, что здесь уже есть то, что устоит. Я… не столь уверен в своих людях, которые все еще сражаются между собой, все еще поддаются соблазну языческой ереси. — Он помолчал, снова отвел взгляд, потом посмотрел на короля. И пожал плечами. — Ты говорил о болоте. Расскажи мне о своей лихорадке, мой господин.
Элдред нетерпеливо махнул рукой, этот жест служил напоминанием — если такое напоминание было необходимо, — что он король.
— У меня есть лекари, Сейнион.
— Которые почти ничего не сделали, чтобы вылечить тебя. Осберт мне говорил…
— Осберт слишком много говорит.
— Ты хорошо знаешь, что это неправда. Я кое-что принес с собой. Отдать тебе, или ему, или тому из лекарей, которому ты доверяешь?
— Я никому из них не доверяю. — На этот раз пожал плечами король. — Отдай Осберту, если хочешь. Джад облегчит мои страдания, когда сам пожелает. Я с этим смирился.
— Означает ли это, что мы, те, кто тебя любит, тоже должны смириться? — В голосе Сейниона звучала та доля насмешки, которая заставила Элдреда пристально вглядеться в него, а потом покачать головой.
— Иногда они меня заставляют чувствовать себя ребенком, эти приступы лихорадки.
— А почему бы и нет? Мы все в каком-то смысле еще дети. Помню, как швырял камешки в море мальчишкой. Потом учился грамоте. День моей свадьбы… в этом нет ничего постыдного, мой господин.