Последний свет
Шрифт:
– А что насчет меня? Я-то к ней, конечно, не за будущим пришел, но в чем смысл того. что она сказала мне? Про то, что она уменьшила симптомы, спрашивать не буду… Но она сказала, что мне придется убивать других светлячков и поглощать их Свет, чтобы жить!
– А с чего ты взял, что все, что она тебе говорила, она тебе говорила для того чтобы помочь именно тебе?
Глава 6. Атмосфера свободы
Никогда раньше я не уходил от Птичника в таком эмоциональном раздрае. Буквально раздавив все мои представления о том, что я что-то понимаю последним каверзным
Но все же в этот раз все было по-другому. В этот раз я получил ответы не просто на те вопросы, что собирался задать. Я получил ответы вообще на все вопросы, даже те, о которых сам не подозревал. Но они, как это обычно и происходит, повлекли за собой новые вопросы.
С чего я взял, что Дочь Ночи планировала мне помогать? С чего я взял, что она зарядила меня Светом? Казадоры у себя в поселении тоже дали мне неслабый магический пинок для того, чтобы я пришел в себя, чтобы мне стало лучше, а уж кто-кто, а они точно не могли это сделать при помощи Света. Так где гарантии того, что Дочь Ночи не помогла мне точно так же – при помощи Тьмы, а не Света? Например она могла ускорить процесс отрыва души старого хозяина тела, что в итоге и привело к тому, что мое заражение сошло на нет, соответственно, вместе с его симптомами. Конечно, это не отменяет вопроса «зачем ей это?», но этот вопрос, если вдуматься, не отменит вообще ничего на свете. Им же я задавался и тогда, когда думал, что она способна оперировать Светом, что они излечила меня от заражения, пусть и не до конца. Излечила – но зачем? Какие цели она преследовала?
Боюсь, что получить ответ на этот вопрос можно только одним способом – спросить непосредственно у Дочери… И то нет никакой гарантии, что она ответит правду. Что она вообще ответит.
Одно известно точно – именно Дочь Ночи является причиной всего того, что сейчас происходит в мире. И пусть даже, если верить Птичнику, она это не со зла, но факт остается фактом – ее существование ставит под угрозу существование всех людей на планете. Если люди способны худо-бедно защищаться от влияния ноктусов ингаляциями астриума, то у самих ноктусов никаких механизмов защиты нет, и единственное, за счет чего они могут продолжать существовать – постоянное приращение территорий. Уменьшение того объема светлой части Города, с которой к ним просачиваются губительные для них эманации. И в этом противостоянии сила явно не на стороне людей.
И самый главный вопрос, который остался после этого разговора – а делать-то, собственно, что? Позиция Птичника четко ясна – сидеть и наблюдать за тем, как протекает жизнь. В какой-то степени она даже объяснима, ведь ситуация касается его лично. Но я-то не он! Мне-то что делать? Я не хочу наблюдать, как гибнет этот мир, тем более, что у меня единственного в нем сейчас есть хотя бы надежда на то, чтобы его спасти! У меня есть светолит! У меня есть знания, где обитает Дочь Ночи, и неужели я оставлю все как есть и даже не попытаюсь… черт, тут даже другого слова-то не подберешь – спасти этот мир!
Конечно же, нет. Конечно же, я сделаю все, что могу. Но чуть позже. Мир ждал тысячу лет, подождет и еще пару дней. Пару дней, за которые решится, будет ли кого вообще спасать в этом мире или
В «Зефире» меня уже ждала Лизка. Скрестив ноги по-турецки, она сидела в каютке, словно знала, что первая комната, куда я загляну, будет именно она, и читала что-то со своего Пульса.
– Что пишут? – спросил я, подходя к ней сзади.
– Что ты какашка. – ответила Лиза, моментально гася экран. – Свалил даже не предупредив. Где был?
– Эй, полегче. – возмутился я. – Не припомню, чтобы мы расписывались.
– Что-что делали? – Лиза нахмурилась. – Где тебе расписаться? Давай распишусь, если так будет легче.
– Спокойно, я в переносном смысле. – я вздохнул. – Так что пишут? Есть новости о вчерашнем?
– Не-а. – Лиза помотала головой. – Тишина абсолютная.
– Ясно. А где Стеф, не знаешь?
– А тебе зачем? – тут же прищурилась Лиза. – Зачастил ты к этой белобрысой!
– Лиза, фу. – серьезно сказал я. – Будешь ревновать, да еще так яростно – отшлепаю.
– Не знаю я, где эта блонда. – фыркнула Лиза. – Далась она тебе.
– Далась не далась, а в скором времени ее таланты пригодятся. – ответил я. – Ладно, я пойду попробую ее найти.
– Я с тобой. – Лиза моментально вскочила с лавки.
Я махнул рукой:
– Идем. Все равно дело в конечном итоге коснется всех. А, впрочем, знаешь… Чего тянуть? Сразу всех соберем.
Я поднял руку с Пульсом и отправил сообщение сразу обоим Спектрам: «Собираемся на крыше. Надо кое-что обсудить».
После этого поднял глаза на Лизу, которая с любопытством прочитала свое сообщение, и тут же готовая вскочила:
– Я собралась. Идем.
Крыша была одним из двух мест, где могли бы разом поместиться оба Спектра. Вторым таким местом был тренировочный зал, и еще одним, но лишь условно, могла считаться сама каютка. Но я хотел собрать светлячков именно на крыше, поскольку то, о чем пойдет речь на этом импровизированном собрании, должно сопровождаться соответствующей атмосферой. А серые голые бетонные стены «Зефира», да в принципе любые замкнутые помещения – атмосфера прямо противоположная той, которая была бы нужна для такого разговора.
Если беседа пойдет о свободе, то и атмосфера понадобится… Свободы.
Я думал, что мы с Лизой появимся на крыше первыми, но там уже нашлась Валери, которая возилась с дроном. Судя по большому чемодану с разными запчастями и ноутбуку рядом – она его то ли собирала прямо тут, то ли как-то калибровала.
– О, привет! – завопила она, увидев нас. – А я тут как раз нового дрона для тебя испытываю!
– Это хорошо. – я серьезно кивнул. – Но сейчас придется прерваться.
Валери без лишних слов, что странно для нее, кивнула и принялась собирать свои пожитки в чемодан.
Я же подошел к поручню, что тянулся по окружности самой верхней площадки «Зефира» и оперся на него локтями, глядя вниз, на город.
– Разговор будет серьезный? – спросила Лиза, вставая рядом, только спиной к городу.
– Более чем. – ответил я.
– Не люблю серьезные разговоры. – вздохнула Лиза. – После них обычно все сильно меняется.
Я скосился на нее:
– А ты не любишь, что менялось?
– Я люблю, что было понятно. Чтобы не приходилось гадать и тыкать пальцем в небо, пытаясь найти сам не знаешь что. Люблю, чтобы все было просто.