Последний торпедоносец
Шрифт:
Игорю не очень хотелось про это говорить. Они выбрались на плоскогорье. Ветер ощущался тут сильнее, травы ходили волнами. А на море уже неслись на берег волны настоящие — и ползла откуда-то из-за края грозовая туча.
— Я в такое попадал, — кивнул Сенька. — Знаешь, как здорово? — Игорь посмотрел недоумённо, а откуда-то вдруг раздался голос:
— Есть наслаждение в бою,
И бездны мрачной на краю…
Мальчишки крутнулись на месте. И увидели Генку.
Постоялец бабушки Нади сидел на одном из камней, хотя буквально секунды назад его там не было. Ловко спрыгнув, он первым пожал руки мальчишками и пояснил:
— Это Пушкин.
— А
— Поссорился? — Генка посмотрел как-то рассеянно, подбросил на ладони камешек. — Нет, мы никогда не ссоримся. Зачем? Просто она поехала в Окружную по одному делу… — он повернулся в сторону моря. — Я слышал, вы говорили о Кропилине? Я с ним знаком. Немного.
— Правда, что ли? — Сенька недоверчиво свёл светлые брови. Генка кивнул:
— Даже книжка его есть, с посвящением…
— Так ты из Екатеринбурга, что ли? — Сенька встал рядом с ним. — Он же там живёт.
— Да нет, я из других мест. Просто так получилось. У меня и отсюда знакомые есть. Знаешь полковника Злобу?
— Максим Максимыча? — переспросил Сенька. — Отец знает, а я так, немного…
— Он в наших местах гостил. И к вам на день станицы собирается приехать.
— А, да, говорили…
Трое мальчишек — старший и двое младших — подошли почти к самому краю обрыва. Игорь смотрел, как накатывает туча — и услышал, как кто-то — Сенька или Генка, он не понял — негромко, но ясно сказал рядом:
— Пусть сильнее грянет буря…
Как и во всех праздниках, которые празднуют в современной России, в дне станицы Виноградной чувствовалась смесь ещё живущих надежд (может, всё ещё и будет хорошо?!) с привкусом пира во время чумы (эх, пить будем, гулять будем, а как смерть придёт — помирать будем!!!) Улицы и дома расцвечивали флаги Кубанского войска. Мельком проскочил губернатор — не особо задерживаясь, он предпочитал «отмечаться» в аулах и на экономических выставках, потому что казаки задавали слишком много вопросов. Появилось телевидение, интересовавшееся в основном балалаечниками и гармонистами в форме, скачками и прочей экзотикой. Но всё это не слишком-то отражало настоящий праздник, крутившийся и кипевший во дворах и переулках, подальше от необходимого "для представительства" официоза. В праздник оказались втянуты и приезжие (куда их деватьто, наливай!!!), большинство из которых и не протестовало.
Игорь с Наташкой и Сенька с Зоей удрали от компании. Точнее — как-то разминулись, а потом не стали разыскивать своих, логично решив, что прибоем суеты их обязательно принесёт друг к другу рано или поздно. Девчонки на ходу поедали мороженое, купленное с лотка. Мальчишки придерживали подружек за талии, чем вызывали у некоторых возмущённые взгляды, а пара очень активных бабок помахала вслед клюшками и обложила всех четверых поимённо «развратниками».
— О, меня тут уже знают? — удивился Игорь, чем вызвал взрыв хохота. — Я не то хотел сказать, — смутился он. Сенька фыркнул:
— Оговорка по Фрейду…
— Сенечка, золотце моё, а кто такой Фрейд?(1) — промурлыкала Зойка, устраивая свою медно-кудрявую голову у него на плече. Сенька подозрительно затих, с опаской покосившись на свою подружку. Потом пожаловался Игорю:
— Слова не могу сказать, такая умная. Бросить её, что ли? Й-й-и-и-х-х-х! — он легко подхватил Зойку на руки и дальше понёс так. Та потрепыхалась с возмущённым писком (явно для виду) и довольно притихла. Наташка требовательно посмотрела на Игоря, но как раз в этот
— Вот, а я такого никогда не допущу.
— Хлипок современный мужчина, — разочарованно заметила Зойка Наташке, одёргивая короткую юбку. Наташка согласилась:
— И не говори, подруга. А может, оно так всегда было? Как там Сапфо(2) писала…
— Э! Э, э, э! — забеспокоился Игорь. Сенька похлопал глазами:
— А это кто?
— Потом объясню, — пообещал Игорь.
1. Зигмунд Фрейд — австрийский лже-психиатор, теории которого являются "незыблемым фундаментом" современной оправдательной психологии скотства, безраздельно господствующей на Западе. Вкратце — сводил все побуждения человека исключительно к сексу.
2. Древнегреческая поэтэсса, жительница острова Лесбос. Автор весьма вольных стихов, из-за чего её считают (безосновательно) чуть ли не основательницей т. н. "лесбийской любви".
— Купите нам ещё мороженого, — настырно потребовала Наташка. — Вон опять лоток.
— Они тут на каждом шагу, — проворчал Сенька, подсчитывая деньги. — Лопнете.
— Да ладно, я заплачу, — еле слышно шепнул Игорь. Сенька нахмурился, но потом кивнул со вздохом.
Во дворе дома возле лотка ребята увидели старших. Тут был отец Наташки и Сеньки, Геннадий Андреевич. Был атаман станицы Иргаш, отец Таньки. Ещё кто-то. С ними сидел Старик — бывший юнга Трофим Кротких. И там же был Роман Иванович, отец Дениса — с гитарой, хотя и не в своём обычном хипповском наряде. Сидя вокруг порядком подразорённого стола, все слушали, как он поёт…
— До сих пор я не верю
В то, что детство ушло, В то, что пусто за дверью В час, когда тяжело, И опять губы сами Эти шепчут слова, Снова перед глазами Проплывут острова. Острова в океане, вы из детской мечты, Вы встаете в тумане посреди пустоты, Острова в океане, я опять к вам иду, Я в житейском тумане вспоминаю мечту. Вы всегда выручали, Вы остались навечно Если трудно порой, Новым домом моим, Вы с улыбкой встречали, Все пути бесконечны, Словно вы — дом родной, Но пройду я по ним, И, укрывшись за вами, Если знаю, что где-то Я шептал, как в бреду: Так же верность храня, "Острова в океане, Будь зима или лето, Я всегда вас найду!" Острова ждут меня…— Давайте выпьем, что ли? — предложил атаман и, увидев стоящих возле забора ребят, махнул на них рукой: — Брысь!
Брысь не брысь, но все четверо отошли, так и не купив мороженое. И, когда Игорь об этом напомнил, Наташка замотала головой:
— Да ну, неохота… — а Зойка добавила:
— Какие у них печальные лица… У отца тоже бывает такое, если он свою работу вспоминает… Неужели мы тоже так будем когдато?
— Мы так не будем, — мрачно ответил Сенька. — Мы просто не доживём.